– В том-то и дело, что нет. Потому я принял решение пройти весь маршрут пешком, по земле.
– Куда же я поведу? – Шабанов, покрутился на месте, указал рукой. – Там должен быть хребет. Столообразный хребет Дангралас. Тогда был туман, и я принял его сначала за монастырь, потом за стену… Сейчас-то отличная видимость! А где хребет? Куда идти?
Хакер поднял бинокль, долго всматривался в горизонт, после чего достал компас, засек направление, указанное Германом.
– И комары! – ухватился он. – Видите, дышать нечем! А там их не было ни единого!.. Да, и еще! Я видел дикий виноград, деревья оплетенные были до вершин. Тоже нет!
– Наблюдения интересные, но незначительные. – Хакер поманил рукой охранников. – Хорошо, попробуем согласовать ситуацию точно по времени. Может и туман на рассвете появиться, и выйдет из него древний монастырь, затем Китайская стена. И наконец, ваш хребет Дангралас. Возможно, увидите виноградные лозы, исчезнут комары.
Хакер распорядился ставить палатки и готовить обед. Обрадованные охранники засуетились, начали потрошить рюкзаки, с благодарностью поглядывая на Шабанова; они не слышали разговора, но догадывались, в чем дело, и с тоской думали о предстоящем длительном марш-броске.
– Комары тут исчезнут после первых морозов, – уверенно заявил Герман.
– Вы не читали монографию Льва Алексеевича Забродинова? – вдруг спросил главный конструктор.
Шабанову хотелось ответить так же, как он уже отвечал его представителю, однако в руках хакера оказался пластиковый пакет с бумагами.
– Возьмите и почитайте. У вас есть время до рассвета…
Он с детства знал и помнил это состояние в природе. Оно начиналось лишь ясными утрами, чуть раньше восхода солнца, до первых его лучей, когда безоблачное небо уже высветлялось, разбегалось множеством красок и оттенков, от глубокого темно-синего до бирюзового и алого, когда слепли и разом смолкали ночные птицы, а утренние или дневные, проснувшись, еще не пели, и когда земля еще лежала темная, незрячая, однако уже не ночная. Если дул ветер, то наступал полный штиль, вдруг расправлялась, выглаживалась рябь на воде и река тоже будто останавливала бег, делалась задумчивой, остекленевшей, и ни одна рыба не смела разбить это зеркало, поскольку тоже костенела и была не в состоянии шевельнуть плавником.
Вместе с птицами все в мире замолкало, становилось неподвижным, оцепенелым, но не спящим; все живое и неживое в единый миг замирало, словно парализованное, и этой неведомой стихии всецело подчинялся и человек. Отчего-то становилось страшно говорить громко, и если шептать, то одними губами, дабы не потревожить, не нарушить вселенской минуты молчания.
Он не понимал, что происходит в это время, какое свершается действо, да и не нужно было понимать, ибо в детстве это вовсе необязательно; очень важно было почувствовать, а вернее, прочувствовать это состояние до спирающего горло комка неясной и какой-то высочайшей тревоги, до волны озноба, пробежавшего по телу, до слезы, словно выдутой ветром. Все это происходило не часто и лишь при условии, когда ему случалось в ведренный предрассветный час быть уже на ногах и испытать, пережить недолгие минуты неведомого очарования, в самый пик которого и происходило это необъяснимое явление. Его можно было бы назвать дуновением – не движением воздуха, и даже не волной тепла, излучаемого светом – неким беззвучным, таинственным вздохом небес. Как только он достигал земли и, не шевельнув ни волоса на голове, ни травинки, ни даже листа на осине, разливался во всю ширь и заполнял все пространство, оно тотчас оживало, и первым, кто обретал движение и голос, был петух.
Бабка Шабаниха всегда вставала к заветному часу, бежала за огород или в поле, становилась лицом на восток, ждала чарующего мига и тихим шепотом произносила свои заговоры, заклятия, молитвы и причеты. Она тоже не знала, как называется это природное явление, однако всегда говорила, что всякое важное дело нужно начинать именно с этого момента и кто рано встает, тому Бог дает.
А оказывается, есть ему и название – солнечный ветер!
Шабанов прочел монографию Забродинова за четыре часа, забравшись в палатку от гнуса, и не слышал, как над головой пролетел военный вертолет и сел в распадке на снежный язык тающей лавины. Потом к нему на помощь пришло еще два, и началась настоящая война. Машины кружили над горами, высаживали десант, затем долго барражировали в воздухе, атаковали наземные цели, молотили из пулеметов по тайге, выпустили несколько ракет и не улетели, а расселись где-то и затаились. И все это время на месте катастрофы вручную, с помощью топоров и кувалд рубили дюраль, издавая грохот, слышимый на несколько километров вокруг.
Герман вылез из палатки, когда в небе было пусто, а в мире так тихо, что слышно биение собственного сердца, и будто не к месту, не в срок вдруг подул этот солнечный ветер и очаровал все живое. За исключением кровососущих тварей, знающих лишь одно природное явление, один момент истины – всадить жало и напиться крови. Монография не произвела того впечатления, которого ждал главный конструктор, к тому же Шабанов сделал вид, что он не похож на человека, читающего подобные труды. Другое дело, для него сочинение еще молодого «дедушки» Льва Алексеевича вдруг стало прикосновением к тому, утраченному миру. Не лазейкой в него, не дверцей, открыв которую, можно вернуться назад или проникнуть, что хотел бы сделать хакер, – всего лишь чувственным прикосновением, таким же, как кусок земляничного, духового мыла, вызывающего призрачный возврат в детство.
И по этой же причине Шабанов не осознал до конца и не принял всерьез сообщение главного конструктора о том, что «адвокат», за которого он поручился, еще днем исчез с места катастрофы. Будто бы сказал, что сходит к ручью за водой, взял автомат, котелок и ушел. Боевые вертолеты, разбросавшие по тайге засады, секреты и подвижные группы захвата, сориентированы в этом отношении; однако вполне возможно, что он попал в руки охотников за «принцессой», каковыми хакер считал неизвестных людей, пытавшихся найти что-то в обломках МИГа. Они плохо знали товарища Жукова, ни в чьи руки он попасть не мог, и если бы такая угроза была, если б кто-то напал на вооруженного кадета, все бы непременно это услышали, пусть толку б не было, но грому – до небес! Многие пилоты и не один раз видели всевозможные НЛО, всяческие неизвестные явления, объекты, однако докладывали о них на землю и продолжали полет. Товарищ Жуков не мог никогда пройти мимо! Товарищу Жукову непременно хотелось войти в клетку к зверю, даже если он заранее знал, что его там нет.
В ту ночь, когда он забрался в генеральскую палату, в порыве чувств и откровенности признался Шабанову, что сам начал приставать к шару в виде тыквы. Сначала облетал вокруг, хотел установить контакт, посылал какие-то радиосигналы, даже песни пел, затем подсекал ее курс, перехватывал, если НЛО резко уходило ввысь, и даже пытался не таранить, а пролететь насквозь, полагая, что это туманность. Одним словом, возникла рискованная детская игра, шутливая борьба, естественно переросшая в настоящую драку. После атаки и пушечного огня самолет кадета внезапно потерял управление, и ему пришлось катапультироваться.
