– Ты ранняя птица, говорю. – Стефан стоял в проеме двери, сжимая руками концы перекинутого через шею полотенца. Он был в одних штанах, на обнаженном торсе блестели капельки влаги. – Я тебя прервал? Извини.
– Я уже заканчивал, – соврал Иван. Продолжать бег в присутствии постороннего наблюдателя не хотелось.
Стефан прошел в зал, кинул полотенце на скамью:
– Занимаешься регулярно?
– Стараюсь. – Иван вытер футболкой вспотевшее лицо.
– У нас с тобой много общего. – Стефан накинул на гриф штанги дополнительные блины.
– Что, например?
– Мы оба в отличной форме, – улыбнулся тот, ложась на горизонтальную лавку и снимая штангу с держателей. – Подстрахуешь?
Стефан выжал груз десять раз, последний с помощью Джека. Сел, переводя дыхание:
– Мы вас не разбудили ночью? С этими женщинами так сложно.
– В итоге все наладилось?
– О, конечно. Я вызвал Леони такси, и она убралась вон. – Со счастливой улыбкой Стефан снова лег на спину, готовясь ко второму подходу.
– Ты не очень грустишь, как я посмотрю, – отметил Джек.
– Какая женщина сравнится с хорошей штангой? – хохотнул Стефан, сжимая гриф и вытягивая руки.
На протяжении сорока минут они на пару прокачали грудь, ноги и спину, перебрасываясь редкими фразами.
Окидывая Стефана мимолетным взглядом, Иван поражался, как сильно похожи брат с сестрой. И Гретхен, и Стефан обладали редкой правильной красотой. Только у первой она была теплая, чувственная, а у второго – холодная, сдержанная.
Кравцов никогда особенно не сожалел об отсутствии сестры или брата. А сейчас вдруг подумал: интересно, каково это – иметь близкого кровного родственника? Были бы они не разлей вода? Или постоянно ссорились? Имели бы общие интересы? Или являлись бы противоположностью друг друга? Разбежались бы в разные стороны? Или ездили вместе за город, как Гретхен и Стефан?
– Ты надолго в Мюнхене? – обронил Стефан, когда они выходили из спортзала.
– Не знаю, – честно ответил Джек. Вопреки собственному характеру он не строил планов, не имел четких представлений, насколько все это затянется и во что выльется. Раньше его угнетала неясность перспектив, а теперь он наслаждался настоящим и думать не хотел о будущем. Он устроил себе каникулы от своих принципов, привычек, от себя самого. И это было приятно, черт возьми!
Стефан тряхнул головой, откидывая с глаз непослушные волосы, и пристально посмотрел на собеседника, явно собираясь что-то сказать. Не сказал.
– Я в душ, – сообщил Джек.
– Я с тобой. Вместе помоемся, – отозвался Стефан.
Иван остановился в недоумении.
Стефан хлопнул его по плечу и рассмеялся:
– Видел бы ты свое лицо, дружище. Пошутил я, пошутил! Немецкий юмор.
Иван не стал говорить, что за подобный юмор в России нередко больно бьют.
Спустя полчаса они сидели за столом и завтракали бутербродами со свежесваренным кофе. На лестнице появилась заспанная Гретхен в белом махровом халате.
– Вы спятили? – Она потянулась. – Кто встает так рано в выходные?
– Мужчины, сестра, мужчины. – Стефан отодвинул стул, приглашая ее сесть.
– Боже, что это? – Гретхен указала на небольшую вмятину в гипсокартонной стене. – Откуда это, Стефан?
Тот смущенно потер лоб:
– Это итог вчерашней ссоры, извини. Кулаком ударил от раздражения.
– Да ты в своем уме ли?
– Все нормально. Это хорошо, что я кулаком. Если бы ударил в стену ее головой, то вмятина была бы больше. – Он заржал и смачно откусил бутерброд.
– Что произошло? – Гретхен поцеловала Джека и уселась за стол, подцепив вилкой ломтик сыра. – Ты был недостаточно внимателен к ней?
– Наоборот. Я был достаточно невнимателен к ней, – весело огрызнулся брат.
– Это меняет дело. – Гретхен не выглядела недовольной. Ей было плевать на Леони.
– Герр Иван, ты ведь меня понимаешь? – Стефан повернулся к Джеку. – В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса.
Все трое рассмеялись.
Тогда
Артем твердил, что все нормально, но Никита был не слепой и отлично видел, что друг расстроен. Даже не расстроен – подавлен. Словно не вышел в финал всероссийского чемпионата, а навсегда лишился будущего. Никита такой реакции не понимал. Конечно, каждый любит быть первым, но в том, чтобы занять второе место – причем временно, – трагедии точно нет. Неприятно, но не драматично. Ведь гонка еще не закончена. В следующий этап Артем перешел, а значит, у него имеются все шансы на победу в финале. Иногда проигрываешь сражение, но выигрываешь войну. Эту мысль Никита и пытался донести до товарища.
Они сидели у Темыча дома, – хозяин примостился на подоконнике, Полимер полулежала в кресле и что-то чертила в блокноте, а Никита валялся на матрасе на полу, закинув ногу на ногу. Стояла глубокая ночь, в открытое окно вливалась зябкая прохлада, в комнате было так тихо, что звук, с которым ручка царапала бумагу, казался громким.
Никита прикинул, что домой уже не поедет. Они с Полом часто оставались у Артема с ночевкой, тот не возражал. Если подумать, странной они были компанией. Иногда болтали без умолку, а иногда могли часами молчать – с одинаковым комфортом. В последние два года они особенно сблизились, после того, как Свет рассорился с Данилой. Эти двое раньше проводили вместе большую часть времени, вклиниться в их тандем являлось непосильной задачей. Никите Денни никогда не нравился.
– Когда, говоришь, финал? – спросил Никита.
– Через месяц, – неохотно буркнул Свет.
– До хрена времени, чтобы подготовить улетную программу. На этот раз ты порвешь их всех.
Губы Артема тронула саркастическая усмешка:
– У «них всех» будет столько же времени для подготовки. И учитывая «их» сегодняшний уровень, я останусь позади.
Полина оторвала глаза от блокнота, испытующе поглядела на Артема и, передумав говорить, снова вернулась к рисованию.
Никита медленно выдохнул: похоже, в последнее время за ним прочно закрепилась роль утешителя, и, честно говоря, ему это нравилось.
– У вас одинаковый уровень. Просто Денни выпендривается, а ты скромничаешь. Он не круче тебя, он громко поет. А ты предпочитаешь отмалчиваться.
– Блин, Ник, что ты вообще несешь? – отмахнулся Свет. – Ты же видел его выступление. Это что-то unreal.
Никита сел на матрасе и требовательно посмотрел на товарища.
– Он сделал какой-то элемент, который ты не смог бы повторить?
