– Между чтением книг и дополнительными занятиями?
– А хотя бы! Если есть охота, – Всеволод подпустил в голос немного презрения. – Маленькие девочки играют в куклы и дочки-матери. Подрастают, играют в любовь. И то, и другое игра.
– Неправда! – Идущая с Всеволодом под руку Нина крепче прижалась к нему. – У девочек все серьезно.
Всеволод посмотрел на Нинкину макушку и решил, что зря он сейчас поднял эту тему. Его не поймут, еще обидятся.
– А не пойти ли нам ко мне выпить чаю? – предложил он. – Заодно согреемся.
– Да, согреться – это хорошо, – слишком многозначительно произнесла Светка. – Пускай и не серьезно.
Всеволод повернулся к Светке с интересом. Неужели он встретил достойного игрока? Раньше в Светке это было незаметно. Она казалась Всеволоду глупой. Но ведь Лелик вряд ли выбрал бы в подруги совсем уж тупую девчонку. Значит, что-то в Светке есть. Что-то опасное.
– Ты сыграешь на пианино? – льнула к нему Нина.
– Непременно.
Конечно, мама была дома. Встретила она их недовольными встревоженными взглядами. Первой в квартиру ввалилась шустрая Светка, за ней просочилась Нина. К маминой тревоге добавилось искреннее удивление. Светка передала пакет с пирожными, тут же рассказала, как долго они ходили, как устали и как хотят чаю.
– Лодя! – наконец произнесла мама. – Ты мог хотя бы предупредить!
– Давай все потом, – холодно отозвался Всеволод, помогая Нине снять куртку. – Завтра. – Он выдвинул из шкафа для Светки тапочки. – Сегодня у меня был слишком тяжелый день. – Вспомнил, что не мешало бы намекнуть на недавнее сотрясение. – У меня голова немного болит.
– Нам надо непременно поговорить! – Мамин голос звенел от возмущения. – Мне звонили из гимназии!
– Всем звонили из гимназии, – Всеволод выразительно показал глазами на девушек, которые в смущении мялись в коридоре. – Я купил новый телефон. Сейчас запишу свой номер. А пока… – он сделал приглашающий жест гостьям. – Если позволишь, я немного занят.
– Лодя!
Всеволод уходил.
Не сейчас! Все было специально сделано, чтобы этого разговора не состоялось!
Он увлек своих гостей в комнату.
– Ничего себе ты с мамой так… – пробормотала Светка, проходя по комнате, оглядывая пустые стены. – Строго.
– Я потом с ней поговорю, – пообещал Всеволод, плотно закрывая дверь, чтобы не подглядывали и не подслушивали.
– Ой! Я открою? – И, не дожидаясь разрешения, Нина сорвала упаковку с телефона. Ей не терпелось вбить в аппарат свой номер, чтобы он у Всеволода был. Непременно был!
Светка присела на кровать. Комната ей показалась неуютной: темной и голой, словно здесь и не жили вовсе. Или все комнаты у парней такие? К Лешке она в гости пока не ходила. У него был странный отец, любил сравнивать. Появись Светка там, он и ее сравнил бы с кем-нибудь. С Водяновой или еще с кем. И сравнение будет не в ее пользу.
– А чего у тебя так все?.. – спросила она тихо. Пустые стены давили. Хотелось втянуть голову в плечи, а лучше вообще уйти.
– Все, что нужно, у меня здесь, – показал на голову Всеволод. – И здесь. – Он протянул руки, открыл крышку электронного пианино. Настоящий инструмент стоял в гостиной. Но за гостиной шел кабинет отца. Мешать ему не следовало. – Что будем петь?
Он взял несколько аккордов, заставляя пальцы проснуться, проиграл вступление к мультфильму «Труп невесты», от него перешел к фильму «Миссия невыполнима» и вдруг заиграл «Голубой вагон». Нина хихикнула, но промолчала. Светка поджала губы.
– «Каждому, каждому в лучшее верится», – первым вступил Всеволод.
– «Катится, катится голубой вагон», – подхватила Нина.
Потом уже они пели все, что могли вспомнить: композиции из фильмов и хиты музыкальных групп. Гребенщиков не пошел. «Алису» девчонки почти не знали. Пробовали из «Кино» и «Високосного года». Вспомнили Меладзе и Пугачеву. Для «Девушки из Пасадены» не хватило слов, проскакивая половину строчек, исполнили «The Show Must Go On» и «Yesterday» Маккартни. Пили чай с пирожными. Хохотали.
– Девочкам не пора уходить? – сухо спросила мама, забирая чашки.
– Да, наверное, пора, – дернулась Нина.
Всеволод остановил ее, перехватив за руку:
– Мы еще немного посидим. Мама… – с нажимом произнес он последнее слово.
– Уже темно, – кажется, мама начала о чем-то догадываться.
– Я провожу.
– Давно по голове не получал? Провожальщик!
– Мама!
Надо было что-то сделать, чтобы мама ушла. Что-то ведь должно остановить ее желание постоянно вмешиваться. Идея пришла неожиданно. Всеволод сграбастал Нину и усадил к себе на колени. Мама закрыла дверь.
Светка тут же уставилась в планшет, делая вид, что ее здесь нет.
На коленях Всеволода Нина одеревенела, превратившись в статую. Неуклюже двигала руками. Всеволод тоже не очень понимал, что делать дальше. Краем глаза заметил, что дверь закрылась не до конца, что в коридоре маячит тень.
Сколько они сидели, обнявшись, а потом сухо, испуганно целуясь, Всеволод не мог понять. В голове что-то сместилось, и он перестал ощущать время. Оно размазалось подтаявшим маслом по хлебу. А потом и вовсе исчезло. Умерло. Всеволод поймал себя на мысли, что удерживал Нину не потому, что надо было чем-то заполнить вечер. Хотелось. Нечто было в этих скованных движениях, обветренных губах. В запахе с легкой горчинкой. В сползающих на кончик носа очках.
Светка увлеченно работала на планшете Всеволода. Или не увлеченно? Со спины было не понять.
– Может, я пойду?
Всеволод не заметил, когда Светка перестала стучать пальчиком по экрану. Теперь она смотрела на них.
Нина снова дернулась, Всеволод опять удержал ее.
– Давайте вы еще немного посидите? – попросил он, вздергивая колени, чтобы Нина не сползала.
– Вот и сидите. Чего я-то здесь торчу? Мне еще уроки делать.
– Ой! И мне, – предприняла очередную попытку слезть с колен Нина.
– Значит, получишь разочек двойку, – не пустил ее Всеволод и опять ткнулся губами в горящую щеку.
Светка крутанулась в кресле, огляделась. Взгляд ни за что не зацепился.
– Тогда я в туалет пойду, – встала она.
– Ой! – забилась у Всеволода в руках Нина. – Я с тобой!
Она соскользнула на пол, одернула кофту.
– Под дверью будешь стоять? – уперла руки в бока Светка. – Иди вперед.
Нина покорно шмыгнула в коридор.
– Надеюсь, она не заблудится, – мрачно произнесла Светка.
– Тут блудить негде, – Всеволод поправил рубашку, коснулся своих губ, словно пытался удержать тающий поцелуй.
