– Мои чувства к тебе нисколько не изменились, – наконец говорю я. – Просто я сегодня не совсем в форме. Ты здесь ни при чем.
Остин невесело смеется:
– Что, наша годовщина не имеет ко мне никакого отношения?
– Я так не говорил! Я имел в виду только свое настроение.
Остин сокрушенно качает головой.
– Я не могу так, Уго. Знаешь, никак не получается.
– Ты хочешь со мной порвать? – с неподдельным страхом спрашиваю я. Не могу поверить, что я им все испортил.
Остин слышит страх в моем голосе, бросает на меня взгляд и, должно быть, начинает испытывать надежду на лучшее.
– Сегодня мы не будем ничего решать, – устало говорит он. – Но я хочу быть уверен, что и ты сегодня не пойдешь на разрыв наших отношений.
Не хочется верить, что Уго запланировал на сегодня разрыв с Остином. А если все же и было у него такое желание, он всегда сможет сделать это завтра.
– Иди ко мне, – зову я Остина. Он придвигается ко мне, и я склоняю голову к нему на плечо.
Некоторое время мы сидим так, глядя на корабли в бухте. Потом я беру его за руку. Поворачиваюсь к нему и вижу, что он смахивает слезы.
На этот раз в моем поцелуе больше нежности. Теперь он может поверить, что это любовь. На самом деле это моя благодарность за то, что он не бросает меня. По крайней мере, у них есть еще один день.
Мы гуляем до самого вечера, и все это время я веду себя как примерный возлюбленный. Со временем я даже слегка увлекся жизнью Уго. В конце мы уже лихо отжигаем вместе с Остином, Уильямом, Николасом и еще несколькими сотнями геев и лесбиянок под «Village People» [8] , когда врубают «In the Navy». Гей-парад удался.
Я продолжаю высматривать Рианнон, стараясь выбирать моменты, когда Остин отвлекается. Наконец я сдаюсь.
Но по возвращении домой меня ждет письмо от нее:
А,
Извини, что не смогла приехать в Аннаполис: были кое-какие дела.
Может быть, завтра?
Р.
Интересно, какие «дела» она имеет в виду. Приходится признать, что они связаны с Джастином, иначе с какой бы стати ей о них умалчивать?
Я все еще раздумываю над этим, когда получаю письмо от Остина. Он в восторге от сегодняшнего дня. Отстукиваю ответ, соглашаюсь, что да, было здорово. Остается только надеяться, что Уго этот день тоже запомнился таким, потому что сейчас у Остина появилось доказательство на случай, если Уго откажется.
Входит мать Уго и что-то говорит мне по-португальски. Я понимаю ее с пятого на десятое.
– Устал я, – отвечаю ей по-английски. – Думаю, мне пора в постель.
Не уверен, что точно ответил на ее вопросы, но она только качает головой. Я в ее глазах – типичный необщительный подросток. Продолжая вздыхать, она уходит к себе.
До того как лечь спать, решаю проверить, есть ли ответ от Натана.
Есть.
Всего одно слово.
Докажи!
День 6007
На следующее утро я просыпаюсь в теле Бейонсе [9] .
Хотя и не самой Бейонсе. Но фигура совсем как у нее, точь-в-точь. Все изгибы, до мельчайших деталей.
Открываю глаза – и почти ничего не вижу, все расплывается. Ощупью тянусь за очками. На этажерке их нет. Неуверенно ступая, пробираюсь в ванную. Вставляю контактные линзы.
Теперь можно и в зеркало посмотреть.
Не хорошенькая. И даже не красивая. Обалденная – вся, с ног до головы.
Лучше всего я чувствую себя, когда выгляжу просто вполне привлекательно. Могу объяснить почему. Во-первых, от меня не шарахаются люди. Во-вторых, я произвожу положительное впечатление. И в-третьих, привлекательность не определяет мою жизнь, потому как иметь броскую внешность хорошо, но иногда и опасно.
А вот жизнь Эшли Эштон целиком определяется ее внешностью. Можно родиться красивой, но роскошной красоткой случайно не станешь. Это лицо и это тело – плоды титанического труда. Я просто уверен, что по утрам перед выходом на люди ей приходится немало потрудиться, чтобы привести себя в боевую готовность.
Вообще-то я не хочу ей помогать. Каждый раз, когда я встречаю такую девицу, у меня появляется желание подойти к ней и хорошенько встряхнуть: девочка, твоя юность не будет длиться вечно, и красота уйдет вместе с ней, сколько бы сил ты ни убила на ее сохранение. Надо строить жизнь на чем-то гораздо более значимом, чем внешняя привлекательность. Но у меня нет способа достучаться до ее сознания. Если только… Вот пусть хоть сегодня походит с невыщипанными бровями.
Ее память подсказывает, что я всего в пятнадцати минутах езды от Рианнон.
Добрый знак.
Я захожу в свою почту и читаю сообщение от нее.
А,
Сегодня я свободна и на колесах. Маме сказала, что у меня есть дела.
Хочешь стать одним из них?
Р.
Отвечаю – «да». Миллион раз «да».
Родители Эшли уехали на выходные. За главного остается ее старший брат Клейтон. Меня беспокоит, как бы он к чему-нибудь не привязался. Но у него свои дела, о чем он мне не первый раз уже напоминает. Я заверяю, что не буду мешать.
– И ты в этом пойдешь? – недоверчиво спрашивает он.
Обычно, когда такое спрашивает старший брат, он хочет сказать, что у сестры или юбка задницу не прикрывает, или вся грудь наружу. Но Клейтон, кажется, имеет в виду совсем другое: Эшли выглядит так, будто и не собиралась выходить. Одета по-домашнему, а не в люди.
Мне в принципе все равно, но надо считаться с тем, что Эшли было бы совсем не все равно. Так что я возвращаюсь переодеться и даже немного подкраситься. Ужасно любопытно посмотреть, как живет Эшли, с ее-то сногсшибательной красотой. Для меня это то же самое, как быть, к примеру, коротышкой или, наоборот, слишком высокого роста: взгляд на мир совершенно отличается. Когда все вокруг выделяют тебя из общей массы людей – неважно, по каким признакам! – ты в конце концов привыкаешь к этому и начинаешь вести себя соответственно.
Если бы внешность у Эшли была заурядной – держу пари, даже ее брат вел бы себя с ней иначе. Без малейших возражений он принимает к сведению, что сегодня я весь день буду гулять со своей подругой Рианнон.
Когда твоя красота так безупречна, как много ты можешь себе позволить без единого упрека!
Я сажусь в машину к Рианнон. Едва взглянув на меня, она лопается от смеха.
– Ты что, издеваешься? – выдавливает она наконец.
– А что не так? – озадаченно спрашиваю я. Потом до меня доходит.
– А что не так? – передразнивает она. Я рад, что она ведет себя со мной достаточно свободно, но все же пока чувствую себя несколько глупо.
– Ты должна понять одну вещь: ты первый человек, кто когда-либо видел меня больше чем в одном теле. Я к этому не привык. Я даже не имел представления, как ты будешь реагировать.
