— Без крестьян все остальные умерли бы от голода.
— Знаю, но это еще не повод, чтобы их любить. Без золотарей люди утонули бы в собственном дерьме, но никто не любит золотарей.
— Кто-то любит, — возразил я. — Иначе бы золотари просто не размножались. Я имею в виду…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, красавчик, — сказала она. — Вернемся к нашим баранам. Я все еще не вижу связи между ними и твоей страстью к колокольному звону.
— Я разрабатывал заклинание, которое позволило бы контролировать поведение овец, и с задачей бы справился всего один человек, — сказал я. — В теории все обстояло примерно так: я заговариваю овец, чтобы они повиновались определенному звуку. Например, звону колокольчика. И чтобы они шли на этот звук, как крысы за волшебным дудочником. Стоило бы только пастуху зазвонить в колокольчик, и все стадо бы собралось вокруг него.
— И что?
— Заклинание было не дописано, когда в мой дом ворвались стражники графа Осмонда, — сказал я. — Один из них поджег пергамент, на котором находилось незавершенное заклинание, и оно высвободилось. И обратилось на того, кто находился к нему ближе всех.
— Это был ты, красавчик?
— Да.
Она прыснула от смеха.
Должен признать, что это на самом деле смешно. Но не до такой же степени…
Карин хохотала минут пять, пару раз чуть не вывалившись из седла. Из глаз у нее потекли слезы. Я уже начал опасаться за состояние ее рассудка, когда она прекратила смеяться и вытерла глаза здоровой рукой.
— Давай уточним, красавчик, — сказала она. — Ты — чародей, который попал под действие собственного заклинания, предназначенного для овец?
— Да, — сказал я.
— Видно, ты не очень хороший чародей.
— Несомненно, вы великолепно разбираетесь в магии, чтобы делать такие выводы, — холодно сказал я.
— Извини, красавчик, но это смешно, — она снова начала хихикать. — Хотя и странно. Я всегда считала, чтобы заклинание сработало, кто-то должен его произнести.
— Необязательно, — сказал я. — Существует целая школа магии, основанная на сжигании пергаментов с написанными на них заклятиями. Правда, они утверждают, что для правильного воздействия заклинания необходимы особые ритуалы, в суть которых посторонних людей не посвящают. Но ничего невозможного в этом нет.
— Извини меня еще раз, красавчик, но твоя затея в принципе кажется мне глупой, — сказала Карин. — Любой овцекрад может вооружиться колокольчиком и запросто увести целое стадо.
— Я собирался встроить в заклинание соответствующий блок, — сказал я. — Определенную последовательность сигналов, которые включали или выключали бы в овцах повиновение. Но не успел.
— И теперь ты, в качестве подопытной овцы, бросаешься на любой колокольный звон?
— Вроде того, — я рассказал ей об инциденте с коровами, произошедшем незадолго до нашего знакомства.
— А ты не пробовал снять с себя это заклинание? — поинтересовалась она. — У тебя должно получится, ты же сам его написал. Понимаешь, твое неконтролируемое поведение делает из тебя очень неудобный для охраны объект. Похоже, что тебя надо защищать не только от врагов, но и от самого себя.
— Я еще не пробовал избавиться от заклятия, — сказал я. — Времени не было.
— Давай отъедем подальше от дороги, и ты попробуешь, — сказала она. — Представляешь, что будет, если ты услышишь колокольный звон, когда мы будем драться иди удирать от погони?
— Не представляю.
— Зато я представляю, — сказала Карин. — Нас убьют. Обоих. Потому что я не смогу одновременно драться и приводить тебя в чувство. Кстати, а как тебя можно привести в чувство?
— Никак. Можно меня вырубить и подождать, пока я приду в себя. Или подождать, пока колокола не замолкнут.
— Меня не устраивает ни один из вариантов, — сказала Карин. — Избавляйся от этой гадости как можно быстрее.
— Полагаю, если я вырублюсь во время опасной ситуации, вам будет лучше меня бросить, — сказал я.
И натолкнулся на обжигающий гневный взгляд.
— Я — твой телохранитель, — сказала Карин. — До тех пор, пока ты мне платишь, наши жизни неразрывно связаны, красавчик. Предлагая бросить тебя в опасной ситуации, ты наносишь мне тяжелое оскорбление.
— Извините, — сказал я. — Я не думал…
— Что у меня есть свои принципы? — поинтересовалась она. — Что женщине тоже может быть знакомо слово «честь»?
— Я — дурак, — признался я. — И ничего не смыслю в реальной жизни.
— Извинения приняты, — сказала она. — Сколько тебе потребуется времени, чтобы попробовать избавиться от этого заклятия?
— Несколько часов, — сказал я.
— Тогда нам стоит отыскать полянку поудобнее, — сказала Карин. — Скажи, красавчик, а у тебя больше нет сюрпризов для твоей наемницы? Я хотела бы знать полный список проблем до того, как они свалятся на мою голову.
— Ну, есть еще одна проблемка, — сказал я как можно более беззаботным тоном.
— Какая-нибудь мелочь?
— Не совсем.
— С этого момента поподробнее.
— У меня есть подозрение, обратите внимание, всего лишь подозрение, а не уверенность, что некий Гарлеон может желать моей смерти.
— Гарлеон? — переспросила Карин. — Ты произнес это имя таким тоном, как будто я обязана знать этого человека.
— Это не человек.
— А кто?
— Дракон.
— Дракон?
— Дракон.
— Понятно, — сказала Карин. — Скажи, когда ты произносишь слово «дракон», ты имеешь в виду дракона?
— Да.
— С крыльями, чешуей, хвостом и огнем из пасти?
— Да.
— Мило. Если бы я не спросила сама, то когда ты собирался сообщить мне об этой подробности? Когда случайный путник нашел бы наши с тобой обугленные тела?
— Если быть совершенно точным, речь скорее может идти о закопченных скелетах, а еще скорее — о горстке праха, развеянной ветром, — сказал я. — Понимаю, что должен был все вам рассказать, но…
— Случая не было? — ядовитым тоном уточнила она.
— Именно так. И я пойму вас, если вы захотите расторгнуть наш контракт прямо сейчас.
— У меня есть очень сильное искушение именно так и поступить.
— Это ваше право, — сказал я.
Я бы на ее месте так и сделал. Никто в здравом уме не будет вписываться в разборку с драконом всего лишь за один золотой в день. И даже за сотню золотых.
— Но я не могу, — сказала Карин. — Я обязалась доставить тебя до побережья.
— Я освобождаю вас от всяких обязательств, — сказал я.
