Ольга молчит. Осмысливает сказанное мною.
— Я не могу. Они сказали, что мне лучше не покидать пределы города. Сказали, что я свидетель, правда, не объяснили свидетель чего.
— Это только подтверждает правоту моих слов. Если и тот, кто проводит расследование, думает, что вы обязательно что-то знаете, значить к этому выводу придут и те, которых он ищет.
— Что мне делать?
— Я не знаю. Наймите охрану… Только не поймите меня превратно. Я вовсе не собираюсь делать рекламу нашему агентству или навязывать себя вам. В конце концов, в городе есть и другие охранные фирмы.
— Я подумаю про это. Спасибо.
— Это вам спасибо. Я собственно за этим вам и позвонил, чтобы поблагодарить за вымытую у меня посуду и прочую оказанную помощь, а также выразить вам соболезнование. Все-таки Юрий Иванович был вашим мужем и отцом вашего ребенка.
— Спасибо, — еще раз с тяжелым вздохом произносит она, и не знаю уж зачем, добавляет: — Похороны состояться в пятницу. Из его квартиры… Завтра с самого утра придется ехать туда и наводить порядок.
Я стараюсь перевести разговор в другое, менее мрачное русло. Честно говоря, я зря боялся, что мой поздний звонок придется ей не по вкусу. По-моему, Ольга Коцик уже давно соскучилась по мужскому обществу и не прочь не только поболтать со мной. Мне даже кажется, что она явно напрашивается на кое-что интересное, и пригласи я ее к себе сейчас, для небольшого утешения, она примчится через две минуты, несмотря на траур.
Узнав то, что мне нужно, стараюсь побыстрее повесить трубку, тем более, что сучка Марго уже пару раз пребольно щипнула меня за спину, особенно сильно во второй раз, после того, как я упомянул вымытую посуду. Поэтому я говорю вдовушке еще несколько ни к чему меня не обязывающих утешительных фраз и закругляюсь с разговором.
— Кобель, вот ты кто, самый настоящий кобель, — гневно произносит Марго, отворачиваясь от меня.
— Ты ничего такого не думай, — оправдываюсь я перед этой шипящей коброчкой. — Это называется — оперативная работа. Так было надо. Понимаешь?
Глава 3
Еще перед тем как заснуть, я решил, что неплохо было бы самому, при посредстве Маргариты, пообщаться с этой болтливой Вероникой, относительно последних речей умершего. Может она и в самом деле, что-нибудь да припомнит?
Поэтому на следующее утро, еще не успев как следует продрать глаза, я поручаю Маргарите позвонить своей подруге и узнать, не всплыло ли в головенке у той еще что-нибудь интересненькое, а сам отправляюсь готовить завтрак. Она с радостью спешит выполнить мою просьбу, поскольку, как вы уже знаете, калякать по телефону она также любит, как и трахаться. Я даже не знаю, что больше. Через полминуты Марго говорит, что Вероники на работе нет, что очень странно, так как ее смена началась еще пол часа назад. Квартира также не отвечает.
Я предполагаю, что из-за очень большого напряжения мозговых извилин, она просто переутомилась и проспала, а теперь находиться где-то на пол пути между домом и работой. Марго говорит, что, скорее всего, так оно и есть.
Мы завтракаем, после чего она повторяет попытку, но результат остается прежний.
— Может, она еще не добралась? — спрашиваю я и себя и Марго.
— Да сколько она может добираться! Она в двух шагах живет от больницы.
Что же делать? С одной стороны я обещал шефу больше не лезть в это дело, но с другой — меня не может не беспокоить судьба этой женщины. Ведь, согласитесь, очень может быть, что не только агенты спецслужб заинтересованы узнать последние слова Юрия Ивановича!
— Собирайся быстрее, — говорю я Марго. — Покажешь, где она живет, твоя Вероника.
Через несколько минут, мы уже вылетаем из дома.
Не обращая внимания на стоны и жалобы моей подруги, что она не успела накраситься и вообще привести себя в порядок, я волоку ее в сторону стоянки такси.
Когда мы добираемся до Вероникиного жилища, я сразу же бесцеремонно толкаю двери. Закрыто. Маргарита с упреком глядит на меня и нажимает на кнопку звонка. Я прислушиваюсь и различаю чуть слышный звук, похожий на стон. Сначала я подумал, что мне кажется, но Марго говорит, что тоже что-то слышала. Ощупываю карманы и со злостью обнаруживаю, что весь свой инструмент для открывания чужих дверей я в спешке оставил дома. Про себя, чтобы не услышала Маргарита (вдруг она подумает, что так оно и есть!), обзываю себя законченным идиотом, становлюсь на корточки перед замком и начинаю его изучать. Через замочную скважину до меня доходит неприятный запах. Или я ошибаюсь или это запах газа. Видя, что Маргарита снова протягивает руку к кнопке звонка, перехватываю ее. Если там действительно газ, то он может рвануть даже от случайной проскочившей искры при замыкании контактов.
К счастью этот дом построен еще в те славные советские времена, когда двери во всех домах устанавливались так, чтобы они открывались внутрь квартиры. Это делалось для того, чтобы прибывшие по вашу душу компетентные товарищи, могли высадить их одним ударом ноги.
Я делаю небольшой разбег, врезаюсь в двери, с треском грохаюсь вместе с ними на пол прихожей, но, быстро встав на ноги, несусь на кухню к газовой плите. Перекрыв все четыре конфорки и распахнув настежь все окна в комнатах, возвращаюсь на кухню, где в полуобморочном состоянии, в одной ночной рубашке, с заклеенным скотчем ртом и крепко прикрученная к стулу бельевой веревкой, находиться хозяйка жилплощади.
Первым делом освобождаю ее от веревок и осторожно отдираю скотч. Она жива, хотя и будет вынуждена провести несколько месяцев в ожидании, когда к ней снова вернется ее былая сексапильность. Ее лицо покрыто следами ударов, а на обнаженной шее я замечаю несколько сигаретных ожогов. Губы распухли и напоминают две вымазанные в кетчупе сардельки.
Хорошо, что Маргарита врач и умеет сохранять самообладание в подобных ситуациях. Белая, как постиранная тетей Асей скатерть, она, тем не менее, быстро и профессионально оказывает первую помощь своей подруге. В дверной проем уже просовываются любопытные лица соседей. Я сообщаю им, что произошла утечка газа и прошу вызвать скорую помощь, а сам иду на кухню, где в холодильнике обнаруживаю недопитую бутылку «Столичной».
Благодаря стараниям Марго, бедняжка приходит в себя. Ее не тошнит, что является доказательством, что она еще не успела как следует надышаться газом. Я даю ей выпить, стараясь при этом не обжечь водкой ее губы. Мне нужно с ней поговорить, до того как за нее примутся врачи скорой помощи. Может быть это и жестоко, но другого выхода у меня нет. Однако ее шок все еще не проходит и вместо ответа на все вопросы она только беззвучно плачет.
И все-таки с помощью Маргариты у меня получается худо-бедно ее разговорить. Из отрывочных, перерываемых рыданиями, фраз мне удается воспроизвести картину случившегося.
Рано утром, когда она еще нежилась в теплой постельке, к ней в квартиру проник неизвестный человек, выволок ее из-под одеяла, залепил ей рот и, не объясняя ничего, начал дубасить. Потом освободил ей органы речи, предупредив перед этим, что если она вздумает кричать, он ее убьет.
