– А кстати, что там было? – спросил Алехин. – Кто на вас напал?
– Пока что не напали, только припугнуть хотели, – сказал Олег, – но я все равно опасался.
– Да кто же? Кто припугнуть хотел?
– Они называют себя «Волей», – буркнул Баргозов.
Профессору не хотелось, чтобы Олег пересказал его разговор со Снеговиком, ведь речь шла о незаконном обороте желез и «сувениров». Олег догадывался об этом, потому объяснил так:
– А по-моему, они просто бандиты. Не хотят, чтобы ученые ходили в Сектор.
– Именно так! – с готовностью подхватил Баргозов.
У него для капитана была заготовлена версия: он платит бандитам отступное, чтобы не мешали делать замеры, но поскольку ФСБ прекратило его, Баргозова, бизнес, он лишился средств, вот бандиты и наехали. Но объяснение Олега хотя и звучало наивно, зато исходило от человека незаинтересованного. Олег же просто хотел угодить профессору, ему было нужно, чтобы ничто не отвлекало от новой экспедиции, в которой, конечно, примет участие и капитан.
Пока зрители обменивались репликами, в кадре оказалось окно. Фигурки следопытов, участвовавших в перестрелке, можно было различить, хотя дождь и ухудшал обзор. Баргозов встал и подался вперед, чтобы лучше видеть, впился взглядом в экран.
– Вот он! – объявил профессор, тыча жилистым пальцем в картину боя на простыне. – Это Снеговик! Смотрите, они кого-то преследуют! Те самые, из-за которых сорвался вчерашний рейд!
– Но это не так важно, – буркнул Женя. – Меня заинтересовали эти… капли. Что это было?
– Я хотел поймать хоть одну, – виновато вздохнул Олег, – но началась стрельба… а они были живые, такие шустрые…
– Все-таки надо было попытаться, молодой человек, – с отеческой укоризной в голосе покачал головой Баргозов. – То, что мы увидели, – это замечательно. Это просто… просто… нет, не могу найти слов! Свирцев, вам удалось то, о чем мечтали с самого возникновения Сектора. Но если бы материальные свидетельства, хоть что-то…
Кирилл прошел к выключателю, врубил свет, Сидор заморгал и стал тереть глаза кулаками. Больше в записи ничего не было, по простыне катились серые разводы, аппарат тянул пустую пленку.
– Постойте! У меня же есть… Я сейчас! – Олег сорвался с места, бросился в угол, отшвырнул грязный, пропитанный влагой плащ, ухватил рюкзак. – Сейчас! Смотрите, я собрал немного слизи! Они, как улитки, оставляли слизистые следы. Вот! – Он торжественно продемонстрировал грязную банку с засохшими внутри белесыми разводами.
– Простите, – наконец решился Алехин. – А что это было – на первом этаже, прежде чем появились браконьеры?
– Вы что, не поняли? – Профессор уставился на капитана с неподдельным изумлением. – Вы не поняли? Если я… если… если здесь нет ошибки, вы видели, как появляются на свет биоморфы. Хамелеоны! Источник биотина, то, чего добивался ваш полковник! Теперь понимаете? Прошу подождать, пока мы исследуем образцы, доставленные лаборантом. Это не займет много времени. Кожинов, вы хотите участвовать?
Женя кивнул:
– Я готов.
* * *
Зеленский наконец разобрался с текущими делами и смог выделить время, чтобы просмотреть материалы по научному центру. Дроздевич уделял этому объекту непростительно мало внимания – папка с соответствующими документами была совсем тоненькая. Зеленский добавил в нее материалы уголовного дела об убийстве лаборанта, переданные подполковником Кононенко. Новые бумаги выглядели неприлично свежими рядом с пожелтевшими документами, оставшимися от Дроздевича.
Сейчас, в ожидании реакции профессора Баргозова, Зеленский хотел подготовиться. Профессор придет, никуда не денется.
Итак, что же там вышло? Старший лаборант, некий Кожинов, горя желанием изучить Сектор, занялся исследованиями. Что-то у него с профессором не заладилось, и парень решил организовать собственную лабораторию в Шанхае – ее разгромили местные хулиганы, которых натравил другой лаборант. По поручению профессора, конечно. Могла ли эта история заинтересовать ФСБ? Нет, слишком мелко.
А что происходило дальше? Кожинов не уволился, по-прежнему сидит в научном центре. Ах, ну да, конечно! Собственную лабораторию просто так не создашь, нужны деньги. Должно быть, Кожинов приторговывал добычей из Сектора. Да, вот рапорт – его как-то обнаружили гуляющим за Барьером в одиночку. Парня как сотрудника научного центра отпустили без наказания, но это явно была самоволка. Один раз попался, а сколько раз ходил на охоту и возвращался никем не замеченный? Нельзя упускать из виду этого лаборанта. Он может выступить свидетелем, если его прижать…
Зеленский потер руки – дело сладится, точно! Хорошее такое дело, уголовное! Значит, Кожинов сидит в научном центре, хотя с профессором наверняка рассорился вдрызг… Должно быть, хочет сперва поохотиться, вернуть все, что потерял в разгромленной лаборатории, которую устроил в Шанхае.
А что этот, новенький? Тот, что пропал в Секторе? Были два рапорта от Алехина. Последний пришел только что – парень найден.
Зеленский поискал личное дело пропавшего и тут же спасенного Свирцева – в папке его не было. «Должно быть, не успел положить, – поругал себя масовец, – из-за всей этой суматохи. Копии документов мне наверняка передали». Он порылся в стопке бумаг, сложенных Танечкой на краю стола, – ага, вот оно, лаборант Свирцев. Зеленский открыл папку, и брови его поползли вверх – лицо лаборанта было ему отлично знакомо! Это лицо он видел за последние дни раз сто, наверное. И в таких бумагах, где честному лаборанту лучше бы не фигурировать.
Зеленский ощутил, как сердце забилось сильнее. Разволновался от такого неожиданного открытия. Похоже, опять давление пошаливает. Всплеск, что ли, близится? Ох, как закололо в груди… Он потянулся к телефону, и вдруг рука бессильно упала. Толстяк увидел, что комната вертится вокруг него, заваливаясь набок. Потом пол ударил его в плечо, но боли Зеленский не почувствовал. Вернее, не почувствовал боли от удара, потому что в груди слева вертелся и жег беспощадным пламенем тугой ком.
– Я лежу на полу, – сказал себе Зеленский. – Сердце прихватило. Странно, что я так спокоен.
Сказал – и не услышал собственного голоса. На шум падения в кабинет заглянула секретарша, и ее визга масовец тоже не услышал.
* * *
В кабинете Баргозова началась суета. Банку с остатками растворенной «графини» профессор с Кожиновым поволокли к приборам с такой же торжественностью, как верующие несут в храм чудом обретенную реликвию. Загудело оборудование, то и дело раздавались возбужденные возгласы: «Вполне возможно, вполне! Смотрите, какая цепочка!» – и прочее в таком же духе.
Сидор спросил:
– Петр Ильич, проектор убрать?
Ответа не последовало. Проводник махнул рукой:
– Ладно, пусть стоит пока. Нужно будет – скажут.
– Чует мое сердце, – печально вздохнул Кирилл, – завтра с утра велят выступать. Профессора вон как разобрало. Теперь не угомонится, пока своими руками не пощупает, что там такое в башне.
