Стоя перед собравшимися, Кремер вещал:
– Прежде всего я хочу поблагодарить мистера Макнейра за то, что он счел возможным закрыть на время ателье и разрешил использовать его в наших целях. Мы ценим этот его шаг и понимаем, что мистер Макнейр тоже искренне хочет разобраться в этом печальном происшествии. Во-вторых, я выражаю благодарность всем вам за то, что вы откликнулись на нашу просьбу. Нас радует, что так много сознательных граждан, готовых внести свой вклад в расследование этого… гм… печального происшествия. Никто из вас не обязан жертвовать своим драгоценным временем. Но, придя сюда, вы исполнили свой долг, то есть согласились оказать нам помощь, когда она потребовалась. Я благодарю вас от имени полицейского комиссара мистера Хомберта и окружного прокурора мистера Скинера. – Хотелось подсказать ему: «Валяй дальше, чего уж там! От имени мэра и членов городского совета, от имени хозяев пяти районов, от имени отдела предприятий и сооружений…»
– Мы собираемся провести небольшой эксперимент, – продолжал инспектор, – и я надеюсь, что он не причинит вам беспокойства и не заденет вашего самолюбия. Не буду сейчас вдаваться в объяснения, а по телефону, кстати, это и вовсе было невозможно. Не исключено, что кое-кто сочтет наш эксперимент пустой затеей. Он и окажется таковым для большинства из вас, может быть даже для всех вас, и тем не менее мы просим проявить понимание. Мы даже не будем возражать, если вы потом расскажете друзьям и знакомым, какая у вас тупая, безмозглая полиция. Однако смею вас заверить, мы причиняем вам беспокойство не ради собственного удовольствия. Мы расцениваем данный эксперимент как важную часть нашей работы и как одну из попыток разобраться в этом печальном происшествии.
Вот, кажется, и все. Теперь я попрошу вас по очереди пройти в главную примерочную. Это третья комната слева. Там вас встретит капитан Диксон и мистер Гудвин, я тоже приду туда. Мы зададим каждому один вопрос, и все. Это не отнимет много времени, а чтобы дело шло еще быстрее, мы просим присутствующих написать свое имя дважды на отдельных листках бумаги. После посещения примерочной просьба сразу же покинуть ателье, не общаясь с теми, кто еще не отвечал на наш вопрос. Если вы хотите подождать кого-то, в вашем распоряжении коридор. Конечно, тому, кто пойдет в последнюю очередь, придется запастись терпением. Еще раз благодарю вас за сотрудничество в расследовании этого печального происшествия.
Закончив, Кремер облегченно вздохнул и, повернувшись к полицейским, сказал:
– Порядок, Роуклифф! Можно начинать, давай с переднего ряда.
– Господин инспектор, минуточку!..
Кремер повернулся. Из самой середины поднялась особа с такой большой головой, что казалось, будто у нее нет плеч, и, вздернув нос, заявила:
– Господин инспектор, я хочу сказать, что мы не потерпим никакого принуждения и не будем отвечать на неподобающие вопросы. Я – член лиги «За гражданское достоинство» и специально пришла сюда, чтобы убедиться…
– Что вы, мадам. – Кремер протестующе поднял руку. – Никакого принуждения…
– Прекрасно! Помните, что, помимо обязанностей, у каждого гражданина есть неотъемлемые права…
Среди присутствующих раздались смешки. Кремер кивнул мне, и мы прошли в примерочную. Капитан Диксон не потрудился даже поднять глаза. Вероятно, он вполне довольствовался тем, что попадало в поле его зрения. Кремер, хмыкнув, опустился на стульчик с шелковой обивкой, стоящий у перегородки кабины.
– Ну что, начнем? – проворчал он. – Хотя все это хреновина.
Капитан Диксон то ли проворковал, как влюбленный голубок, то ли хрюкнул, точно опоросившаяся свинья. Я подсел к нему. Потом положил четыре коробки «Королевского набора» под стол, а пятую взял в руки.
– Готово? – спросил я у Кремера. – Хотите, чтобы я говорил?
Он кивнул. Дверь отворилась, и в сопровождении одного из полицейских вошла женщина средних лет в модной шляпке блином, словно приклеенной к уху, а губы и ногти у нее были немыслимого ржавого цвета. Она оглядела комнату без особого интереса. Я протянул руку:
– Будьте добры…
Она подала мне два листка. Один я передал капитану Диксону, другой оставил себе.
– Теперь, миссис Бэллин, сделайте то, о чем я вас попрошу, причем, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая.
– Я не нервничаю, – улыбнулась она.
– Ну и прекрасно! – Я снял крышку и поднес ей коробку. – Возьмите конфету.
Она пожала плечами.
– Я очень редко ем конфеты.
– Нам не нужно, чтобы вы ели. Просто возьмите конфету. Пожалуйста.
Она протянула руку и, взяв первую попавшуюся конфету, показала мне.
– С шоколадной начинкой.
– Хорошо. Положите ее назад. Вот и все. Благодарю вас, миссис Бэллин, всего вам доброго.
Она оглядела нас и произнесла удивленно с оттенком дружеского сочувствия:
– Ну и ну!
Я подошел к столу и пометил крестиком уголок ее листка, а под именем написал цифру «6».
– Вульф сказал, чтобы три штуки брали, – проскрипел Кремер.
– Верно, сказал. Но, кроме того, он велел действовать по обстоятельствам, что я и делаю. Если эта дамочка в чем-то и замешана, то никакой Ниро Вульф не отгадает, в чем именно. А как по-вашему, капитан?
Диксон издал звук, напоминающий нечто среднее между мычанием антилопы гну и урчанием трехпалого ленивца. В этот момент отворилась дверь и вошла высокая стройная женщина в длинном, плотно облегающем черном пальто с серебристой лисой таких размеров, что казалось, будто бедное животное страдало гигантизмом. Губы у нее были плотно сжаты, взгляд устремлен вперед. Я взял у нее оба листка и один отдал Диксону.
– А теперь, мисс Глеймор, сделайте то, о чем я вас попрошу, только, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая, хорошо?
Бедняжка было отпрянула, но взяла себя в руки и кивнула. Я протянул ей коробку.
– Возьмите конфету, любую.
Она охнула, глаза ее округлились.
– Ведь это же… – Она зажала кулаком рот и завизжала.
– Достаточно, благодарю вас, – произнес я ледяным тоном. – Всего доброго. Пожалуйста, проводите мадам.
Полицейский взял ее под локоток и легонько повернул к двери.
– Душераздирающие вопли – это ее специальность, – сказал я, делая пометки на ее листке. – Это же Бет Глеймор, не узнали? На сцене она так же переигрывает, как и в жизни. Посмотрите на нее в «Плате за безрассудство».
– Все равно зряшная это затея, – равнодушно заметил Кремер. Диксон хрюкнул. Опять открылась дверь, и вошла еще одна женщина.
Так и шел наш эксперимент, отнявший почти два часа. Служащих проверяли под самый конец.
Все вели себя по-разному, кто-то брал три конфеты, кто-то две или одну, а некоторые ни одной. Когда конфеты замусолились, я достал из-под стола вторую коробку. Диксон время от времени урчал и крякал, однако старательно заполнял листки пометками. То же самое делал и я со своими бумажками.
