– Граф, похоже на то, что противостояние королевств и Империи определяет всю вашу жизнь.
– В пределах нашего континента, да. Все делается с оглядкой на Империю. Внешняя политика, внутренняя политика, экономика – все зависит от того, как скоро разразится очередная война.
– Противостояние длится уже тысячу лет, так?
– Чуть меньше, милорд.
– Каким оружием пользовались наши предки тысячу лет назад?
– Тем же, чем мы сейчас, – мечами и боевыми заклинаниями.
– Тысяча лет жизни вашего мира пошла коту под хвост, граф, – сообщил я. – Десять веков нет никакого прогресса. Тысячу лет назад мечами воевали и на Земле. А что теперь? Ковровые бомбардировки и тактические ядерные удары. Вы видите, как изменился уровень жизни и смерти?
– Земля выбрала путь науки, а наш мир – магии, ученые всегда ищут что-то новое, маги же более консервативны. Разница в скорости прогресса может и не зависеть от войны.
– Но вполне возможно, что зависит, – сказал я.
– Это академический спор, милорд, – сказал граф. – Как бы то ни было, мы не можем изменить сложившееся положение вещей. Война прекратится только в случае полной и окончательной победы одной из сторон. Говоря откровенно, милорд, на данный момент мы не можем выиграть войну. Но проиграть ее – тоже не в наших интересах.
– Я не хочу править миром, граф. Ни тем, ни этим. Быть диктатором – это слишком большая ответственность, и я не чувствую, что вправе решать что-то за других только потому, что мой папа оставил мне в наследство магическую побрякушку. Я не хочу править страной, какой бы маленькой та ни была. Я не хочу даже вам отдавать никаких приказов. Ни вам, ни Палычу. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Граф пожал плечами. Его точка зрения мне известна. Ничьи желания не имеют значения. Все в руках рока.
Как просто живется на этом свете фаталистам. Не надо принимать никаких решений. И груз ответственности никогда не свалится на твои плечи.
Чикатило, это вы убили пятьдесят человек? – Нет, их убила судьба.
Гитлер, это вы угробили сорок миллионов человек? – Я был всего лишь игрушкой в руках рока.
Константин, это вы стали Темным Лордом и превратились во врага рода человеческого? – Так уж получилось.
Щелкнул замок, лязгнула, открываясь, дверь, и в камеру ввалились двое давешних вертухаев с дубинками и ножовкой. И застыли на пороге с открытыми ртами.
Ведь обычно, когда они открывают дверь камеры, за ней всегда находится одно и то же количество человек. Изредка случается так, что людей в камере обнаруживается меньше, чем должно быть. Но кто слышал хоть об одном случае, чтобы их было больше?
Кстати, граф после своей последней метаморфозы оказался абсолютно голым. Меня, особенно после того как я наблюдал процесс превращения, это не очень смущало. Пожалуй, я даже не обращал на его наготу внимания, впрочем, как и он сам.
Но вертухаи, обнаружив в камере лишнего заключенного, вдобавок еще и страдающего нудизмом, остолбенели от удивления.
Граф отреагировал единственно возможным для него способом. Прежде чем я успел его остановить, даже прежде чем я успел отреагировать, он оказался рядом с надзирателями, возложил руки им на головы и…
Головы смялись, как сдутые футбольные мячи, на стену брызнула кровь.
– Э, граф, скажите, а у вас были родители?
– Да, милорд. – Граф уложил тела у стенки и прикрыл дверь.
– Тогда… Вашу мать, граф! Неужели обязательно убивать всех, кто появляется в поле нашего зрения? Это ведь были не Хранители, и в руках у них была обычная ножовка, а не волшебный клинок! Неужели вы не могли их просто вырубить?
– Я не привык оставлять за своей спиной живых врагов, милорд.
– Это были не враги!
– Это были люди, – сказал граф таким тоном, словно говорил о тараканах. – Люди становятся твоими врагами, если ты дашь им хоть малейший шанс. Я таких шансов не даю. Пойдемте, милорд?
– Вы думаете, что эти два гаврика были единственной охраной в этой тюрьме? Мы не выберемся за периметр.
– Выберемся, – сказал граф, – если вы примете мой метод действий.
– Убить всех, кто нам встретится? – уточнил я.
В данном случае молчание – это точно знак согласия.
После знакомства с графом я полетел вниз по наклонной. Сначала лишился недвижимости, став бомжом, потом лишился машины, став пешеходом, затем лишился свободы, став зэком, а вот теперь докатился еще и до мародерства. В кармане одного из вертухаев обнаружились сигареты, а я зверски хотел курить.
– Милорд, вы ведете себя неразумно, – сказал граф. – Рано или поздно этих надзирателей хватятся, и тогда выбраться отсюда будет еще труднее.
– Их бы не хватились, если бы вы их не убили, граф. Вы что, не могли сделать так, чтобы они вас не заметили? И не говорите мне, что не могли. Вы же вампир, черт вас дери.
– Мог.
– Так какого лешего?..
– Рефлекс, милорд.
– Держите свои рефлексы под контролем, сударь.
– Да, милорд.
Гадство. Что же теперь делать?
Ввиду того что моя камера была одиночной, повесить на меня еще и убийство охранников особого труда не составит. Вряд ли мне удастся объяснить следователю, что их убил высший вампир, пришедший ко мне в гости.
Не жизнь, а полный «Ночной Дозор».
А потом началась резня.
Крик, шум, топот в коридоре. Одиночные выстрелы.
Граф метнулся к двери. В коридоре рванула граната, с потолка посыпалась штукатурка. Интересно, откуда гранаты у охраны тюрьмы? У них за внешним периметром и автоматов быть не должно.
Как выяснилось позднее, состоялся штурм. Причем, не обычный, а двусторонний штурм тюрьмы с использованием огнестрельного оружия с одной стороны и боевой магии с другой.
Пока мы с графом разглагольствовали на отвлеченные темы, Палыч слонялся вокруг тюрьмы и ждал. После первой стычки с Грегором, в которой ему никак не удалось себя проявить, он в корне пересмотрел свое отношение к убийству магов и решил воспользоваться теми достижениями прогресса, которые это измерение было способно ему предоставить. В общем, он обзавелся огнестрельным оружием и даже надыбал себе парочку гранат. Как говорил Бутч Кэссиди, динамита никогда не бывает достаточно.
Грегор заявился примерно в восемь вечера, к этому времени граф сидел в моей камере уже два часа.
Ворота Грегор вышиб одним движением своего магического пальца. Вторым движением он уничтожил пост охраны.
Когда Грегор вошел в здание, в пробитую им брешь ворвался Палыч.
