Но здравый смысл подсказывал, что такое совпадение — чтобы у генетиков родились близнецы с заболеванием, напрямую относящимся к сфере профессиональных интересов их родителей, — очень маловероятно. Особенно с учетом того, что в лаборатории уже работает один человек, чей ребенок родился с генетическим дефектом, — Золина.
Смирнов выбросил эти мысли из головы. Нет, это просто одаренные дети, кроме того, Самсоновы явно занимаются их развитием — отсюда и их успехи.
— Мне нужно отойти, — сказал он, вставая.
— Вы вернетесь? — быстро спросила Юля.
— Не знаю. Может быть.
— Еще партию? — предложил Дымин, чтобы отвлечь девушку.
Она пожала плечами, но пошла к столу. Опер отправился следом.
Вернувшись в каюту, Смирнов позвонил Павлову.
— Привет.
— Здорово! Я тебе как раз звонить собирался.
— Ну, я не дождался.
— Как плавание?
— Нормально. — Следователь решил не распространяться по телефону насчет пропавшего Сергея. Лучше он напишет об этом в электронном письме и отправит на ящик опера. — Выяснил насчет «Волги»?
— У тебя не забалуешь! — усмехнулся Павлов. — Слушай. Следов глины на машине нет. В гараже тоже. Так что если ее и вымыли, то не в гараже. Но есть и хорошая новость: я отправил еще одну группу порыскать вокруг гаража, и на расстоянии примерно двадцати метров в кустах оказались бахилы!
— И что?
— А вот в бахилах была глина. Та самая, из карьера.
— Объясни, что это значит.
— То, что водитель, перед тем как сесть у карьера в тачку, надел бахилы, чтобы не оставлять на коврике следы. А потом засунул их в кусты.
— Значит, на «Волге» Самсонова ездили?
— Улика, как ты сам понимаешь, косвенная. Я не могу утверждать, что эта машина была на карьере. У нас есть только бахилы со следами глины.
— А какие-нибудь следы? Хотя бы в гараже или возле кустов?
— Погода сухая, так что пусто. А в гараже, я думаю, все убрали, если что и было. Но вообще там земля твердая, как камень, так что вряд ли это понадобилось.
— А замок на гараже или на машине взламывали?
— Нет. Но сейчас есть такие ключи, которыми можно открыть что угодно и не оставить следов.
— Знаю. Ты молодец, что отправил еще одну группу. Спасибо.
— Не за что. Теперь вот что. Я позвонил директору НИИ Калужникову и спросил, как так получилось, что на работу взяли человека, которого судили по обвинению в краже оборудования с предприятия.
— И что?
— Он долго мялся, а потом признался, что ему позвонили из одной очень серьезной правительственной организации и сказали, что Кожина нужно непременно взять. И обещали, что никаких проблем с ним не будет. И их действительно не было. А специалист он, по словам Калужникова, действительно первоклассный.
— Что за контора? — насторожился Смирнов.
— Не знаю. Калужников наотрез говорить отказался и заявил, что я сам не хотел бы это узнать.
— Серьезно?
— Он здорово нервничал и, по-моему, вообще перепугался, что я поднял эту тему. Думаю, без самого серьезного предписания он ничего не скажет.
— А предписания нам никто не даст, — сделал вывод Смирнов, потому что взять на работу человека не преступление.
— Вот именно. На самом деле Калужников мог мне вообще ничего не говорить. Даже про контору.
— Да, это он с перепугу.
— Думаю, да. Повезло, так сказать.
Смирнов подумал: одна ли и та же контора протежировала Кожина и сопровождает теперь на теплоходе группу Марухина? Почти наверняка — да. Жеребин сказал, что знает Самсоновых давным-давно. Раз нянчил их детей, значит, познакомились они еще до рождения двойняшек. Ниточки тянутся ох как далеко в прошлое! И там должно быть то, что скрывают будущие жертвы Крысолова. То, что хотят знать как Жеребин, так и Смирнов.
— А что насчет Липина? — поинтересовался, возвращаясь к разговору, следователь. — Он общался с кем-нибудь из лаборатории вне роддома?
— Это я еще не отработал.
— Давай быстрее.
— Извини, я не железный, — возмутился опер. — Я и так поручил Липина Никитину.
— Так, может, он уже все узнал?
— Нет, я справлялся.
— Давно?
— Полчаса назад.
— Ладно. Как только — так сразу.
— Слушаюсь, сэр.
— А ты хотя бы выяснил, есть ли на «Фаэтоне» родители детей, которых в лаборатории Марухина не вылечили?
— Скажешь тоже «хотя бы»! — обиделся Павлов. — Думаешь, это раз плюнуть было?
— Короче, узнал?
Опер обреченно вздохнул.
— Вот откуда такие, как ты, Валера, берутся? — спросил он грустно. — Все-то тебе неймется. Мало того что сам пашешь, так еще и других заставляешь.
В ответ Смирнов выдержал зловещую паузу.
— Ладно, — сдался Павлов. — Бумажка есть?
— Найдем. — Следователь вытащил из кармана блокнот.
— Есть такие. Их двое. Васильев Степан Аркадьевич, каюта тридцать два, и Рокотов Виктор Леонидович, каюта сорок пять. Записал?
— Да.
— Их детей вылечить Марухин с компанией не смогли. От детей отказались соответственно три и два года назад.
— То есть как это — отказались?
— Сочли продолжение лечения нецелесообразным. Проще говоря, бесполезным.
— Понятно. И что стало с этими детьми?
— Один умер два месяца назад. Другой жив, находится в спецклинике в Финляндии. Кажется, он даже не ходит.
— И кто его отец?
— Васильев.
— Ясно. Спасибо.
— Свои люди — сочтемся.
— Это твоя работа, между прочим.
— Конечно. Кто же спорит? Но согласись, делать ее можно по-разному.
Смирнов усмехнулся. Павлов был, конечно, прав. Повесив трубку, следователь прилег на койку и только теперь почувствовал, что устал. Глаза начали закрываться, едва голова коснулась подушки. Полицейский взглянул на часы: до Ремголова еще почти час. Можно немного и вздремнуть. Он встал, запер дверь и, не раздеваясь, растянулся на покрывале. Через две минуты Смирнов уже спал.
Ему снился промышленный район Питера — его южная окраина. Места, огороженные бетонными плитами, поставленными вертикально, с натянутой поверх колючей проволокой. Когда-то частые и ровные витки свисали искореженными кусками, во многих местах перерезанные ножницами по металлу или кусачками. Это были заброшенные территории, заваленные хламом, который даже нельзя было сдать в пункт приема металлолома. Тут валялся мусор, в основном шприцы и наполовину разрезанные алюминиевые банки, покрытые сажей в результате нагревания, — в них варили наркотики.
