Мир на пороге войны, но когда мы победим — а мы обязаны победить фашизм — перед нами снова встанет тот же самый вопрос: как внедрить демократию, не унижая население, ставшее безумным? Как не давить рынком беспомощных? Как дать образование всем? И главное, что будет необходимо: суметь не возненавидеть тех, кого оболванили.
Как же было людям не поглупеть, когда сотни газет убеждали, что есть континентальные предначертания, против которых отдельная воля бессильна.
Геополитика стала той языческой верой, которая подменила и христианство, и категориальную философию; это квазизнание сегодня самое востребованное.
Равно и новый европейский фашизм вербует в свои ряды малосимпатичных субъектов — но из них собираются строить новый мир. Фашизм взят на вооружение миром: после краха коммунизма и разочарования в демократии просто не осталось иной массовой доктрины.
Надо со всей отчетливостью сказать, что программа Евразийства, которая в сочинениях русских евразийцев первого поколения (20-е годы) была смутной и влияния на общество не оказала, сегодня принята как идеология государства, и пункты этой программы, в интерпретации Дугина, появляются сегодня в официальных государственных документах.
Как ни называй эту идеологию (русская геополитическая стратегия, программа Евразии, Новая Российская имперская доктрина), но идеология имеет конкретные параграфы.
Замечу вскользь, что современные евразийцы куда более опираются на германскую, гитлеровскую концепцию евразийства, нежели на отечественную, российскую.
Оппозицию Атлантизму (то есть Западу) разрабатывал (наряду с российскими славянофилами, наряду с Данилевским, Ильиным, Трубецким) еще и астролог Гитлера Хаусхофер и главное — блестящим евразийским автором является Риббентроп.
Мы стесняемся произнести очевидное, но самая последовательная евразийская геополитическая книга — это «Майн Кампф», написанная Гитлером практически одновременно с выходом вялой брошюрки русского евразийства «К Востоку».
Русское евразийство было любительским: Флоровский и Трубецкой-сын, по сути дела, ничего толком не написали; русское евразийство было сметено практическим немецким евразийством.
Строго говоря, русские публицисты не были ни философами, ни экономистами, ни историками — но идеологами, практики страшились. И важно здесь то, что евразийство нашего времени, вернувшись к их наследию сегодня, соединило пан-славянский и пан-германский пафос евразийства в единый боевой клич.
Знаете ли вы, что среди российских неоевразийцев высоко ценится пакт «Молотова-Риббентропа», представляется перспективным? Дугин посвятил этой молотово-риббентропской концепции отдельный номер журнала «Элементы».
Еще лет тридцать назад Дугин начал издавать профашистский журнал «Элементы», любопытное издание, про это издание следует знать. Журнал содержал уже тогда современную идеологию: проект соединения германского евразийства со славянским.
Вдобавок в «Элементах» печатали эзотерику: теории про магию «серединной земли», энигмы и знаки; то была литература для так называемых «посвященных», для класса «браминов».
Фашисты всегда культивируют таинственность сокровенного знания: им кажется, что тайна — это залог важного знания. Если знание важное, оно, думают фашисты, выдается только избранным, знание засекречено и засимволизированно — нечего и говорить о том, что это представление о знании не имеет ничего общего с христианским представлением.
Знание — это настолько простая вещь, что Бог умудрился вместить его в простые заповеди, и на их простоте и внятности и построены отношения людей.
Но фашисту всегда хочется отличаться от толпы, коей он руководит. Народ сливается с государством, нация с народом, индивид растворяется в коллективе, но жрецы фашистской доктрины обладают сверхзнанием, засекреченным и затабуированным — и это сверхзнание делает их поварами пушечного мяса.
И народ принимает таких поваров. В эпоху дряблой демократии геополитика становилась модной — практически социальной религией. Людям вкладывали в сознание матрицу, будто война и противостояние континентов неизбежны. Почему? А на то есть тайные знаки земли. И в эту ахинею («остров Россия» вялого Цимбурского, «Серединная земля» МакКиндера») верили как в заповеди.
Помилуйте, нет никакой Серединной земли, а Россия — это совсем не остров, а неизбывная суша, не имеющая никаких выходов к морям. Но геополитика не знает реальности: согласно шаманскому заговору человек — не член коллектива, не отец, не сын, не христианин, а житель особого континента, обладающего мистической силой. Действует не общественный договор, не географические особенности, и не международное право, но принадлежность к великому тайному сценарию континентов.
Согласно евразийской концепции, Россия имеет миссию — разрушить греховный Карфаген. Россия (говорит геополитик Дугин, и говорит с экрана) должна захватить материалистический Запад, чтобы научить Запад духовным ценностям, которых Европа уже не понимает. А Россия в святости своей духовные скрепы сохранила.
Зачем для внедрения духовных ценностей захватывать земли физически, не вполне ясно, но в программе евразийства вообще ничего не ясно.
Никакой теософии и философии евразийство просто не знает. Если трактовать евразийство как интерпретацию религии, такая религия к христианству отношения не имеет; это совершенно языческое камлание. Впрочем, тенденцию к национализации религии православие несло всегда, и последовательно; в этом был пафос отторжения православия от католицизма.
Чаадаев проговорил это положение недостаточно внятно, а предмет заслуживает того, чтобы фраза была произнесена членораздельно; Чаадаев ограничился фразой, по поводу Византии сказанной, которую философу не простили: «Россия пила из мутного источника» — имел он в виду простую вещь: национализацию духовности.
Язычество евразийству необходимо; геополитика, мистическая дисциплина — мистические силы земли, вера во власть стихий, географическое предназначение. То, что отцом геополитики Харольдом МакКиндером было обозначено как «Серединная земля» (Heartland), стало единственным обоснованием Евразии — ведь Евразии как таковой нет в природе.
Нет ни исторической, ни культурной Евразии, нет такого человека — «евразиец», не существует ни евразийской религии, ни евразийского искусства. Да и способа производства евразийского нет, и быть не может. Нет никакой евразийской экономики, и быть не может.
Это мираж, дым, бред. Лишь мистическая сила тотема может объяснить, почему концепция воображаемой территории, повелевающей другими народами, и есть русское будущее. Верить в мираж — значит верить в то, что никакого разумного будущего у России нет вообще.
Создать искусственную концепцию Евразии было не труднее, чем выдумать жупел тоталитаризма; необязательность социального определения породила абстрактный ответ.
В ответ на миражи «закрытых» и «открытых» обществ возник мираж Евразии и мираж обобщенного Запада, с которым Евразия борется.
