Книга Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия, страница 58. Автор книги Максим Кантор

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия»

Cтраница 58

Здесь необходимо привести взгляд философа, выстраивающего перспективу преемственности в исторических проектах. К. Кантор («Двойная спираль истории») рассматривает марксизм как один из парадигмальных проектов истории — наряду с ренессансным проектом и христианским; все они суть развитие Первопарадигмы, т. е. общего замысла Творца. Эти концепции последовательно сменяли друг друга, не отменяя, но обновляя общую цель; эти проекты находятся (по К. Кантору) внутри единого направленного исторического процесса и связаны между собой; процесс, однако, не линейный, поскольку история корректируется социокультурной эволюцией, что заставляет историю возвращаться и начинать путь сначала. Восхождение к свободе, тем самым, происходит по спирали, с неизбежными потерями и повторами.

То, что марксизм и христианство связаны, говорили и прежде (так, К. Поппер вынужден был признать, что «влияние Маркса на христианскую религию можно, по-видимому, сравнивать с влиянием Лютера на Римскую церковь. Обе эти фигуры привели к контрреформации, к пересмотру этических норм. Если христианство стало сегодня на путь, отличный от того, которым следовало 30 лет назад, то этим оно обязано влиянию Маркса»), отмечали это и Шестов, и Федотов. Однако Кантор говорит не о влиянии христианства на марксизм (и наоборот, как видит процесс Поппер). В «Двойной спирали истории» рассматривается такое развитие истории, при котором модели христианства, Ренессанса и марксизма действуют, как бы перенимая эстафету единого божественного замысла: «…у Христа, а вовсе не у Гегеля и не у Сен-Симона принял Маркс эстафету всемирной истории» («Двойная спираль истории»). В этом понимании истории моим отцом, как и вообще в преемственности мысли от отца к сыну как главной метафоре истории, я вижу сегодня надежду развития.

Поворот к марксизму сегодня есть поворот к категориальному и — что критично важно — историческому мышлению.

В годы советского догматизма, как и в годы недавней культурной контрреволюции, употребить имя Маркса среди интеллектуалов считалось едва ли не зазорным; историческое мышление было высмеяно, категориальное полагание — опровергнуто. Требовалось интеллектуальное мужество, чтобы продолжать думать о том, что освобождение человечества — не демагогия, что помимо прогресса есть иные ценности, что свобода и права личности — не конечная цель истории.

Скажем, те, кто верит в Христа, считают, что жизнь души — это реальность, причем в большей степени реальность, нежели существование корпорации «Газпром». Маркс считал, что существование исторической цели столь же очевидно, как существование жизни души. И, надо сказать, эти утверждения не находятся в противоречии. Нам явлен единый замысел. Марксизм не может умереть, пока живо христианство, т. к. это одна из трактовок божественного промысла, это один из вселенских соборов и, возможно, важнейший.

7

Когда все идет прахом, граждане стран, поименованных прогрессивной цивилизацией, спрашивают: почему опять? Неужели не научились? Неужели жадность опять всем помешала? Неужели нельзя было вместо яхты построить больницу?

Паникерам терпеливо объясняют, что не в яхте дело: ну откажется этот заслуженный буржуй от яхты, ну построят одну больницу — и что, детская смертность уменьшится? Смотрите на вещи глобально. Граждане причитают: а что если все яхты обратить в больницы? Если все дворцы сделать детскими садами? Что если вообще яхты не строить для частных нужд? Если все будут работать не на свое собственное благополучие, но на общественное? Таким оголтелым людям объясняют, что так уже пробовали, ничего не вышло. Видимо, нужен разумный компромисс: брать всего по одной яхте в руки, строить не более двух дворцов на одну семью буржуев. И граждане, пристыженные, умолкают — понятно, что в концлагерь они попасть не хотят. Уж лучше пусть у буржуев будут яхты. А мир между тем сползает к войне, и концлагеря строят заново.

На руинах цивилизации собирается ответственная группа правителей — и правители не могут договориться, как мир спасти: никто не в силах произнести антицивилизационный лозунг. Очень трудно отказаться от стяжательства, особенно когда многие мудрецы утвердили, что именно рынок есть основа прогресса. Рынок ведет к прогрессу, а прогресс движет историю — вот и все, какие еще вопросы? Однако мир треснул, и вопросы появились.

По-видимому, прогресс и история — понятия не тождественные. И вопросы следующие. Возможно, рынок хорош не всегда? Ни Ван Гогу, ни Данте, ни Рабле рынок точно не помог, а миллионы бедняков погубил; а вдруг совсем не в обмене, но в единении спасение? Цивилизация обмена рождает прохвостов — на рынке всегда и все ловчат; ценно только то, что дается даром. Но произнести такие кощунственные слова не решаются; лидеры демократий, сегодняшние Луи Наполеоны, обмениваются приветствиями, плотно кушают, разъезжаются по своим кабинетам. Не договорились. Восстали против коррупции в одном месте и утвердили коррупцию повсеместно: собственно говоря, коррупция имманентна либеральному рынку — происходит превращение любого движения души в меновую стоимость. Победить коррупцию в принципе невозможно: коррупция есть главный мотор прогресса. И какой же договор получится там, где надо «обменяться» гарантиями взаимных выгод? А «обмен гарантиями выгод» исключает отрицание обмена как панацеи истории.

Они никогда не договорятся, но что делать остальным?

8

Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма.

Все силы современной демократии, или, точнее сказать, того субститута демократии, который выдается за ее истинное лицо, объединились для священной травли этого призрака.

Здесь прежде всего авторы того проекта, который провалился, — проекта глобальной демократии, строя, мало чем отличного от выдуманного пугала «тоталитаризма». Этот жупел «тоталитаризм» изобрели поверх истории и вопреки истории как заклинание против призрака; но магическое слово не работает, призрак опять появился. Он бродит по старым площадям обедневшей Европы, он заходит в старые университеты и сидит среди школяров. Он подкладывает студентам тома Данте и Рабле, он раскрывает на нужной странице «Дон Кихота», он читает на ночь Маяковского и Толстого. От него отмахиваются: не надо нам этих книг, сегодня Уорхол важнее! Но призрак упорен, и вдруг среди ночи звучит Нагорная проповедь, вдруг на стене зажигается: «Мене, текел, фарес».

Призрака боятся — значит, он и впрямь существует; однажды призрак обретет плоть.

Его ненавидят финансисты чикагской школы, его боятся приватизаторы России; его страшатся воры, которые убеждены, что воровство лучше диктатуры; впрочем, воры уже пролили больше крови, нежели тираны.

Люмпен-элита нынешнего дня выпестовала интеллигентную обслугу, которая убеждает ее, что призрак коммунизма нереален, справедливости и равенства на самом деле больше не существует, это вредные химеры; а вот тендеры, залоговые аукционы и сложные проценты — это реальность. И люмпен-элита спокойна, но иногда ночью тревога закрадывается в жирное сердце: а вдруг призрак шагнет через порог?

Но сервильная интеллигенция, служилые колумнисты, вожаки избирательных кампаний, бойкие прощелыги-куплетисты успокаивают: что вы, вашество, это лишь игра теней. Нет призрака, объективно не существует! Хотите развлеку вас: спляшу вприсядку? Желаете, анекдот расскажу? Инсталляцию не угодно ли прогрессивную?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация