Так почему же она прямо тогда и не ушла? Еще бездетная, еще полная сил и здоровья, еще способная жить по-человечески. И работать. Ну? Почему?
Потому что он просил прощения и клялся, что больше ни-ни? И она поверила?
Ведь всем известно, ударил раз, ударит и снова, после чего войдет во вкус и продолжит веселье. И как же она представляла себе эту сладкую жизнь дальше?
А вот, можете мне поверить, ничегошеньки не представляла. Если какая мысль у нее в голове и зашевелилась, то что-нибудь вроде народной мудрости, изобретенной во времена мужского правления:
бьет — значит любит;
бабу не бить — голодным ходить.
А может, и еще пара подобных, к сожалению, не держатся у меня в памяти такие шедевры.
Итак, ни с безнадежными кретинками, ни с тупыми троглодитами мы общаться не намерены. Потому как не эта общественная группа вызвала к жизни и содействовала расцвету явления, которому мы пытаемся противостоять. Она (эта группа) сама по себе и без нашего участия поспособствует, вероятно, изменениям в уголовном, гражданском и семейном кодексах.
Что со всех точек зрения весьма полезно.
С некоторой опаской и махонькими, но все же сомнениями мы выступаем здесь с предложением, которое можно и не читать.
Ох, где наша не пропадала — даже с двумя. Одно мы выдвигаем посмелее, а вот первое или второе, попробуйте угадать, если хочется.
А что, если переформулировать статью закона, по которому мужа-садиста подвергают уголовному преследованию только по жалобе жены? Ведь практически в ста процентах случаев жена, как только оклемается и снова в состоянии говорить, со страху и по дурости жалобу забирает. Вырвавшись из объятий полиции, супруг вприпрыжку бежит в кабак и скоренько восстанавливает силы для новых измывательств над дражайшей половиной.
Что-то здесь неладно, правда? Надо бы выбрать одно из двух: либо не обращать внимания на идиотские капризы нерешительной жертвы и судить муженька, как любого хулигана, либо вообще запретить жертве подавать жалобы, чтобы понапрасну не морочила юстиции голову.
Может, она любит получать по морде? (Это я уже, конечно, боже упаси, не о юстиции.) Может, она мазохистка? Может, обожает его животную силу? В конце концов, у каждого могут быть свои вкусы, все в порядке, имеет женщина право быть оригинальной, но пусть тогда отвяжется и не отнимает у людей время.
И второе:
Ввиду существования упомянутого выше закона, не оставить ли жертвам право на самооборону? Несколько дам уже попробовало ступить на этот как нельзя более верный путь, и что же? Понесли наказание. Схватила баба в нервах тесак или топор, или попался ей под руку кухонный нож, махнула в отчаянии, и привет. Проблема решена без всяких нудных судебных разбирательств. А заодно отпал и наболевший квартирный вопрос (в смысле освободившейся жилой площади).
И за что, спрашивается, ее карать? За спасение собственной жизни и здоровья, а также несовершеннолетнего потомства? И зачем? Мало, что ли, обществу хлопот с безнадзорными детьми?..
Вот когда она зарубит топором очередного, третьего или четвертого, мужа, тогда придет пора задуматься над некоторыми особенностями ее личности…
И на этой оптимистической ноте завершим наши деликатные предложения.
Принимая во внимание, что в данном произведении уже достаточно давно отмечается опасное нарастание неразберихи, что, несомненно, объясняется чрезвычайной тематической сложностью, мы с огромным облегчением констатируем, что в рубрике РАЗНОЕ мы наконец-то можем позволить себе все.
Разное, оно и есть разное, и речь здесь не только о градации и делении на группы, а в том числе о самых разных нюансах нашего существования, которые со всех сторон стекаются на ту самую дорогу, что ведет в ад.
Аксессуары. Традиции. Изобретения. Психические отклонения. И моральные.
И черт знает что еще.
История нам уже немного послужила. Послужит и еще. Во всяком случае, выглядеть будет хронологически.
К примеру:
Между нами говоря, это воспоминание не очень- то по теме.
ОЧКИ
В мои школьные годы, когда нравы только начинали меняться к лучшему и к худшему, в последнем классе перед выпускными очки являлись предметом дискуссии и считались вещью крайне обременительной. Если парень их носит, то они мешают при тесном личном контакте, а когда снимает, ничего не видит, и что тут прикажете делать? А если их носят и парень и девчонка, то очки цепляются друг за друга, что еще хуже. В придачу одна из участниц обсуждения рассеянно заметила, что очки страшно рвут чулки, вызвав тем самым горячий интерес аудитории.
(Колготок в те доисторические времена у нас еще в помине не было.)
На полях.
Похоже, к такому мнению она пришла благодаря не личному опыту, а старшей сестре.
По всей вероятности, с той поры берет начало и мое собственное предубеждение против очкариков. Не подумайте, пожалуйста, что я их тотально уничтожаю, ничего подобного, боже сохрани, я еще не до такой степени спятила, просто в своих книжках обхожусь без них, и очки не являются для меня первоочередным атрибутом героя-любовника.
А также героини.
В годы гораздо более поздние признания подруги-очкарика только утвердили меня в неприязни к этому оптическому прибору. По ее рассказу выходило, что близкий контакт с так называемым ухажером, тоже в очках, привел к серьезным очковоситуационным проблемам. Другое дело, что у обоих были довольно большие диоптрии, что не часто случается, так зачем же мне брать это в голову?
В конце концов, насколько мне известно, одни очки разбились. Хорошо, что были запасные.
ЧУЛКИ
Не только как автор, но и как гораздо более важная фигура — Читатель я терпеть не могу в чужих, якобы новых, произведениях повторов, того, что уже читала раньше и знаю по предыдущим вещам. А посему я ужасно не хочу повторяться и заниматься плагиатом у самой себя, и все-таки вынуждена признаться, что уже писала об этом в книжке «Две головы и одна нога». Будь у меня хоть капля ума и дар предвидения, я бы рассказала эту историю здесь, а не там.
Нет, пожалуй, в наше время девушки, начиная с младшей молодежи и кончая старыми клюшками, которая бы к подвязкам относилась так же, как я в юности. Ну, разве что военное и послевоенное поколение, еще живое, вспомнит со слезами умиления те благословенные времена, когда элемент гардероба вроде пояса для чулок являлся чем-то типа:
