Интересно, что сама Сьюзен Коллинз увидела вдохновение в античной мифологии, которую она любила еще ребенком, а именно в мифе о Минотавре. То есть причиной создания своего романа она называет детские страхи, а не сегодняшний день.
В чем отличие апокалиптических фильмов и фильмов-фэнтези, ведь и там, и здесь мы имеем ситуацию, которая не является реальной. Фэнтези размещает ее в прошлом, апокалипсис — в будущем. Герои побеждают и здесь, и там. Но апокалипсис кажется более приближенным к реальности. Чистая виртуальность дает возможность широкого набора жанров, например, для комедий. В то же время апокалипсис является апокалипсисом, комедии там не место.
Сегодняшнее кино интересным образом стало брать свою героику уже не из жизни, а из ее виртуальных аналогов, например, комиксов. Это не только Супермен или Бэтмен, в действие пошли и второстепенные персонажи — Зеленая стрела была реализована в сериале «Стрела» (Arrow). Сюда же можно отнести нашествие римейков, на которые сегодня перешел Голливуд. Римейками также является большое количество российских ситкомов, построенных на базе американских аналогов. Все — от «Моей прекрасной няни» до «Ворониных» — имеет американского «отца» или «мать».
Мы программируем свое будущее, что понятно. Но одновременно мы программируем и свое прошлое, когда начинаем уделять усиленное внимание тем или иным его аспектам. Последние десятилетия как раз и является примером моделирования, необходимого для современности прошлого. Наиболее ярко это произошло со Сталиным-Лениным, а затем и все остальные персонажи истории начали менять свои символические лица. История во многом утратила свою историчность, а стала задним двором современности.
Управление массовым сознанием как цель социоинжиниринга
Большие массы людей не могут жить без соответствующих механизмов управления. В прошлом управление массовой активностью было более облегчено (в этом плане работала, например, в том числе религия), поскольку мир был более устойчивым, поэтому его модель (картина) тоже были постоянными и фиксированными. Сегодня мир находится в динамике, и это требует более сложных методов управления, которые бы учитывали и эту динамику, а также факт большего разнообразия разрешенных вариантов поведения людей. Т. е. прошлые этапы с одним вариантом поведения и устоявшимися взглядами на мир являются с этих позиций простыми и легкими для управления массовым сознанием.
Гуманитарные технологии, которые этим занимаются, не анализируют и не продуцируют тексты, они продуцируют жизнь, поскольку имеют своей целью изменение поведения. Именно такая адаптация позволяет человечеству двигаться вперед. В этом плане даже драматургию можно считать гуманитарной технологией, поскольку таким образом передается социальная информация о взаимодействии людей. И здесь можно вспомнить «взлет» конкретных авторов во времена перестройки (например, М. Шатрова).
Каждый вход в историю или человека, или какого-либо объекта, всегда как следствие несет изменение поведения. Импрессионисты, например, не только пользовались новым оборудованием (новый тип мольберта и кисти), они имели новое видение, которое одновременно принесло новый контент, так как изображались люди других профессий, другие ситуации. Это вхождение контробщества, как пишет один из исследователей (Nord PG Impressionists and politics. Art and democracy in the ninerteenth century. — London, 2000). Он также пишет о тогдашней Франции (p. 59): «Республиканское общество того времени отмечалось дружелюбным отношением к видным членам французских религиозных меньшинств. Враги режима даже порочили его как результат протестантского, масонского и еврейского воздействий. Новые художники были хроникерами республиканской сцены. Поэтому не было неожиданным, что часто еврейские или протестантские лица появлялись на их полотнах».
Здесь следует добавить, что они не только отражали, но и своим отражением влияли на это общество. Вспомним, как неприятие их произведений и салонов вызывало скандалы и обсуждения. Они все время попадали в фокус внимания, хотя и негативного, но все равно внимания.
Бодлера с его текстами и его интересом считают идейным вдохновителем импрессионизма. Это можно увидеть по воздействию на каждого из них, особенно Э. Моне (Перрюшо А. Жизнь Мане. — М., 1988). То есть опять мы можем увидеть очередную линию влияния. Создается следующее звено, которому передается это влияние: один человек (один текст) на группу, а группа — на все общество.
Но эта группа должна иметь свою технологию организации масс людей. Террористы Аль-Каиды тоже могут анализироваться под этим углом зрения. Они имеют текст, который их организовал. Это текст С. Кутба, которого теперь изучают даже американские военные. А организационной технологией, хоть и специфической, стал террор. Импрессионисты несут свое влияние посредством картин, террористы — с помощью взрывов.
Имеем следующий вариант перехода:
Новая идеология — Новая технология — Массовое влияние
Стругацких тоже рассматривают как вариант формирующих текстов для Гайдара-Чубайса и их команды младореформаторов (Кургинян С. Исав и Иаков. Судьба развития в России и в мире. — Т. 2. — М., 2009). Именно они внесли эту идеологию экспериментаторства над обществом, которая была реализована на постсоветском пространстве.
Коко Шанель является еще одним таким примером. В статье New York Times ее называют «матерью повторного изобретения (reinvention)». Статус индустрии моды так высок, что она была едва ли не единственной индустрией, которую нацисты собирались сохранить во Франции.
Что придумала Коко Шанель? На этот вопрос дал ответ один из ее конкурентов — она предложила люкс для бедных. Это идея моды для бедных понятна из ее основного изобретения — маленького черного платья. Бедные (разумеется условные), а точнее широкие массы людей были приближены к моде, то есть это было тоже новым для них поведением.
Шанель ввела новый стиль жизни молодой женщины, эта современная женщина получила название гарсон. Эта женщина носит короткую одежду, имеет много любовников и никогда не выходит замуж, она может управлять автомобилем как мужчина. Это модель и сегодняшней современной женщины, которая имеет самостоятельный от мужчин стиль жизни.
Кстати, сама Шанель имела не очень правильное поведение во время войны. Она не только завела любовника-немецкого офицера, но и ездила в Берлин на разговор с Шелленбергом и Гиммлером, чтобы обсудить план того, как повлиять на Черчилля, которого она лично знала. «Вонь духов» — так называется рецензия на книгу, которая приоткрыла поведение Шанель во время нацистской оккупации. (Schwab I. The stench of perfume // www.newrepublic.com/book/review/the-stench-perfume)
С точки зрения французов, она была «горизонтальным коллаборационистом», то есть была женщиной, которая имела отношения с немцем. Ее любовник барон Ганс Гюнтер фон Динклаге был настоящим шпионом. В его задачи как раз и входило вербовать богатых французов, превращая их в информантов на пользу Германии. Правда, книги изображают из него просто «арийского плейбоя». Шанель была агентом F-7124, которая имела кодовое имя Westminster (Warner J. Was Coco Chanel a nazi agent? // www.nytimes.com/2011/09/04/books/review/sleeping-with-the-enemy-coco-chanels-secret-war-by-hal-vaughan-book-review.html?_r=0).
