— Здорово, мужики! — бодро выкрикнул Валерец, выходя из подъезда. — Привет, Ирунчик. Денег, что ли, не хватает?
— Так добавь, — прежние собутыльники недоверчиво посмотрели на розовощекого, гладкого Валеру.
— Пятьсот хватит? — Анисимов небрежно достал из кармана пачку кредиток и отслюнил одну.
— Выше крыши, — Лохмач цапнул пятихатку и порысил в магазин.
— Развязал? — опухшая с похмелья Ирка одним глазом посмотрела на бывшего ухажера.
— Да нет, — снисходительно улыбнулся Валерец, — одна бутылка пива — и баста. Я норму знаю.
— А раньше не знал, — уколола Ирка.
— Раньше у меня силы воли не было, а теперь есть, — рассердился Анисимов.
Испитая Ириша вызывала у него раздражение пополам с жалостью. Когда-то они учились в одном классе и некоторое время даже женихались. «Совсем спилась, кошелка, — подумал он зло про одноклассницу, — еще и наезжает, синячок».
— А что ты на меня одним глазом смотришь? — спросил он Иришку, заранее зная ответ.
— Если открою второй — голова расколется, — хрипло рассмеялась бывшая одноклассница.
— Ничего, сейчас поправишься.
Глаза компании зажглись селедочным блеском, а губы залоснились, предчувствуя конец утренним страданиям. Из-за угла показался жизнерадостный Лохмач. По дороге он уже размялся пивком и чувствовал себя Айболитом, спешащим на помощь прихворнувшим зверятам. Афган принялся разливать, а Курнак вскрывать банку с маринованными огурцами и бить по рукам самых нетерпеливых.
— Анисим, водку будешь? — Афган застыл с водкой над пустым стаканчиком.
— Не, я только бутылку пива выпью и домой.
— Посмотрим, — каркнула Ирка.
— Сказал бутылку, значит, бутылку, — отрезал Анисимов и звонко чпокнул пробкой.
— А руки-то помнят, — ухмыльнулся Кубарек.
— Мастерство не пропьешь, — откликнулся Лохмач.
— Как же ты развязал-то? — опять пристала Ириша.
— Да не развязывал я, — возмутился Анисимов, — я на год кодировался. Год прошел. Ну и все. Теперь у меня в холодильнике всегда будет стоять пиво. Раз в месяц выпью бутылочку, и хорош.
— Скажи еще, что ты от водовки откажешься? — язвительно улыбнулась Иринка.
— Да замолчи ты, инфекция, — вскипел Валерец и на правах угощающего процедил: — Афган, этой эпилепсии не наливай.
Ирка испугано заткнулась, Анисимов принялся солидно прихлебывать пиво, а остальная компания принялась спешно «поправляться». Сильно пьющих субъектов легко отличить в такие минуты. Если малопьющие морщатся и скукоживаются от первых глотков водки, ежатся и зябко передергивают плечами, то испытанные бойцы пьют горькую, как самый сладкий мед. Ведь они, болезные, не пьют, они, родимые, похмеляются, судорожно всасывая каждую каплю живительной влаги. Через пяток секунд водка прижилась, ханыги облегченно выдохнули и принялись деликатно хрустеть маринованными огурцами и закуривать.
— По второй, что ли? — хрипло предложил Афган.
— По второй, — закивали мужики.
— А мне? — На Ирку было страшно смотреть.
— Тебе наливать не велено, — пожал плечами Афган.
— Ну, Валерик, ну, пожалуйста, — Ирка умоляюще уставилась на Анисима.
— Пусть на колени встанет, — предложил Лохмач, — а то язык совсем без костей, много звездит и все не по делу.
— Налей ей, Афган, — щедро махнул рукой Валера, — я сегодня добрый.
— А коли добрый, дай еще на пузырь, — прохрипел Афган.
— Хорошенького помаленьку, — покачал головой Анисимов, добивая пиво и собираясь домой.
— Куда ты? — удивился Лохмач.
— У меня дела.
— Какие дела в выходной? — рассмеялся Курнак. — Жена, что ли, припахала? Им, женам, хорошо, когда мужики закодированные, только знай командуй. Мякиш ты, Анисим. Насекомить по хозяйству небось будешь?
— Не, я хотел футбол посмотреть, — неубедительно соврал Валера.
— Футбол вечером посмотришь, — Лохмач втихаря подмигнул Афгану, покопался в пакете, и Анисимов сам не заметил, как в его руке оказалась открытая бутылка пива. Не выливать же.
— Ну, за оставшееся здоровье, — прохрипел Афган, — вздрогнули.
— Накатим жидкого счастья, — дурашливо поддержал Лохмач.
Все чокнулись и опрокинули в себя порцию «жидкого счастья». Потом Анисимов с удивлением обнаружил, что у него в руке уже стаканчик с водкой и до понедельника он совершенно свободен. Какой пылесос, когда вокруг такие верные друзья и бесподобно красивая женщина, когда денег полные карманы, а впереди два выходных? Дальше пошли какие-то обрывки. Вот он достает из кармана деньги, перетянутые резинкой, и ловит на себе недобрый взгляд Афгана… Вот просыпается в чьей-то комнате, рядом лежит совершенно голая Ирка и страшно храпит… Вот он выдергивает прямо с проводами DVD и пытается вынести из своей квартиры. Дочка страшно кричит и виснет у него на руке, он отшвыривает ее к двери, переступает и спешит на улицу… Вот его за что-то буцкают ногами Афган с Кубарьком. Он лежит возле стены и пытается удержать бутылку бормотухи, но друганы все-таки отнимают ее и на прощание метелят с новой силой… Вот он роется в кухонных шкафчиках на своей кухне в поисках денег и находит заначку. Жена отталкивает его и что-то кричит про несостоявшийся отпуск и потерю им человеческого облика. Тогда он кидает в нее кастрюлю с борщом. Кастрюля ударяется о холодильник и катится по плиточному полу с противным металлическим скрежетом, разбрызгивая во все стороны фиолетовую жидкость с маслянистыми пятнами. Он пытается убежать с деньгами из кухни, поскальзывается, падает и весь в противной масляной жиже ползет по коридору на лестничную клетку… Они вдвоем с Лохмачом ржут и мочатся в урну в детском скверике средь белого дня, а мимо идет его бывшая классная руководительница со своей внучкой….
Анисимов захотел пить и открыл глаза. За окном рябил ранний рассвет, похожий на экран телевизора, когда все программы уже подошли к концу. Где бы он мог быть? Глаза узнали очертания родной кухни, оказывается, он спал сидя на кухонной табуретке, положив голову на стол. Валера на ощупь отыскал стакан и подошел к своему немецкому крану. Крана на месте не было. Анисимов устремился к испанскому выключателю, чтобы при электрическом свете разобраться в тяжести нанесенных его кухне потерь. Свет зажегся, но Валерца шарахнуло током так, что он мгновенно протрезвел. Кухня опять напоминала помойку времен военного коммунизма: холодильника не было, крана не было, вместо плафона свисала маленькая, золотушная лампочка, а от выключателя остался один рычажок. На столе ножом было нацарапано «Афган — кызел», а в радиусе трех метров не осталось ни одной целой плитки, как будто в его кухню угодил Тунгусский метеорит. Анисимов побоялся идти в комнату, чтобы не нарваться на жену и дочку, и на цыпочках отправился в коридор, посмотреть, какое сегодня число. Фу, слава богу, только двадцатое, а он-то думал… Тут взгляд Валеры упал на месяц еженедельника, и его сердце со свистом ухнуло в малый таз — на календаре значился сентябрь. Его запой длился больше трех месяцев. Анисимов скомкал рубаху на груди и закусил ее со всей силой, на которую был только способен, иначе он закричал бы так, что его аорта с шипением лопнула от ужаса предстоящей расплаты и бремени невыносимого стыда. Но больше всего ему было жаль кухни.
