— Хорошая у тебя реакция, товарищ сержант, — похвалил Стотс, — дети будут.
— Стотс, ты олень?! — заверещал Гусельников. — Ты нас чуть не угробил!
— Чуть-чуть не считается, — Стотс деловито поковырялся в ухе, — но как вы ломанули.
Из командирской палатки высунулся опухший Бессонов и прохрипел:
— Кто стрелял?
— Никто, товарищ майор, — вытянулся Гейне, — вам показалось.
— Я что, автоматную очередь никогда не слышал? — побагровел Бессонов. — Кто стрелял?
— Никто, товарищ майор, — развел руками Гейне, — нам оружия еще не выдавали. Только топоры и лопаты.
Бессонов хмуро оглядел свое расхристанное войско, покумекал и напомнил:
— Раз в год и лопата стреляет. Сержант Гейне, проследуйте в палатку для решения тактических задач.
— Андрюх, пузырь нам зацепи, — шепнул Зеленый Композитору.
— Ага, пузырь вам, — Гейне отвесил подзатыльник Стотсу, — вы трезвые-то в костер патроны кидаете. А если вам водяры накатить, не иначе ядерный взрыв устроите.
С обмундированием вопрос был решен, на повестке дня встал вопрос с провизией. Каждый день питаться перловкой, прозванной в армии «шрапнелью», — невелика радость. Квартирьеры подгребли с просьбой к майору послать весточку домой.
— У вас есть два телефонных звонка, — предупредил Бессонов, — выбирайте гонцов.
Первым гонцом безоговорочно назначили Гошу Гусельникова. Его папан был шишкой в Министерстве иностранных дел и считался самым крупным донором. За место второго гонца разгорелись дебаты между Зеленым и Стотсом. Каждый из них уверял, что его подруга влюблена в него как кошка и поэтому навезет продуктов на целую роту. Они спорили битый час, но так и не договорились. Пришлось тянуть спички. Выиграл Зеленый, он показал Стотсу средний палец и пообещал голодным медикам накормить их до отвала. Бессонов сел за руль, два гонца запрыгнули в «уазик», остальные застыли в ожидании обильного фуража. На следующий день среди палаток показалась черная «Волга».
— Сереня, я приехала! — из машины выскочила радостная блондинка с букетом цветов, коробкой шоколадных конфет и бутылкой шампанского.
— Здорово, мать, — поцеловал ее Зеленый. — Пожрать привезла?
— Нет, — блондинка захлопал ресницами.
— Как нет?! — взвился Серега. — Я же тебе ясно сказал: нам тут хавать нечего. На одной «шрапнели» сидим.
— Я ничего не поняла из твоей тарабарщины, — стала оправдываться блондинка, — что такое «хавать»? Что такое «шрапнель»?
— Видите ли, милочка, ваш молодой человек употребляет слишком много сленга, — издевательски пробурчал Стотс, — немудрено, что его никто не понимает.
Теперь уже он продемонстрировал средний палец Зеленому и мечтательно начал:
— А вот моя коза…
— Это все, что ты привезла? — перебил его Серега.
— Нет, — улыбнулась блондинка, — в машине еще два букета.
— Это венки, — погрустнел Зеленый, — а шампанское с конфетами зачем? Я же просил тушенку и спирт.
— Я думала, у вас присяга.
— Какая присяга! — взвыл Зеленый. — Присяга только через три недели. Дура ты, Верка.
Блондинка хлюпнула носом и обиженно зарыдала.
— Чего пристал к девушке, — усовестил Зеленого Гаврош, — сам виноват, нужно понятней изъясняться.
Парочка быстро помирилась, блондинка, усевшись Сереге на колени, о чем-то весело щебетала, а внимание квартирьеров переключилось на черную «Волгу». Гусельников, посовещавшись с водилой, вытащил из машины авоську с консервами «завтрак туриста».
— Что это? — уставились на авоську голодающие. — «Завтрак туриста»? Опять перловка под вонючим соусом?
— Этот крендель, — Гусельников кивнул на шофера, — отцовские деньги потерял и на свои накупил нам всякой отравы. Да еще и дорогу обратно забыл. Жертва аборта. Ты что, к Серегиной девушке приставал, что путь не запомнил?
Водитель хмуро отвернулся.
— Ладно, покажу тебе дорогу, а потом за ней вернешься, — Гусельников по-генеральски забрался в машину. «Волга» тронулась, квартирьеры разочарованно принялись открывать консервы, а Композитор усмехнулся в усы и крадучись последовал за тачкой.
— Где Гейне? — из командирской палатки выглянул майор. — Когда появится, пусть зайдет для решения тактических задач.
Наутро опять ставили палатки и рубили дрова. Гусельников крутился у всех под ногами и только мешал.
— Гнус, не шлангуй, — разозлился Зеленый, — всем тяжело.
— А в нюх, — рассвирепел Гусельников, — вы должны звать меня Генерал. Мы же договаривались.
— Студент Гусельников идет кашеварить, — распорядился Гейне.
— С какого? — не понял Зеленый. — Он вчера кашеварил. Ты что, сержант, любимчика себе завел? В Министерство иностранных дел метишь?
— Мечу, — буркнул Гейне, — приказы командира не обсуждаются.
Довольный Гусельников не спеша поплелся к палаткам, а квартирьеры принялись копать канавы для осушения лагеря и угрюмо коситься на сержанта.
— Перекур, — скомандовал Гейне, — угощайтесь, брат приехал.
Он выложил перед изумленными квартирьерами банки с красной икрой, лососем, печенью трески и три палки сервелата.
— Откуда? — округлил глаза Стотс.
— От верблюда.
— Не, серьезно.
— Вы вчера уши развесили, а я проследил за Гнусом. Они отъехали сто метров, вытащили из багажника мешок и зарыли. А я отрыл.
— Вот поц, — возмутился Борька Розенштейн по кличке Розенбаум, — а нас самыми дешевыми консервами угостил. Отметелить его надо.
— Точно, — согласились остальные, — отоварить гада, чтобы на всю жизнь запомнил.
— Не стоит, — рассудительно заметил Гейне, — потом неприятностей не оберешься. Схомячим его деликатесы, а ему не дадим.
— С майором бы нужно поделиться, — предложил Стотс, наворачивая колбасу, — только как?
— Я его по-пьяни накормлю, — улыбнулся в усы Композитор, — он утром все равно ничего не помнит.
Среди ночи Гейне всех растолкал и показал на пустующую шконку Гусельникова.
— Гнус за нычкой пошел. Я чувствую, это надо видеть.
— Ха-ха-ха, — зашелся Зеленый, — представляете, какая у него будет рожа?
— Только не ржать, — предупредил сержант, — мы издали посмотрим, а потом вернемся.
Квартирьеры гуськом направились в лес, потом поползли по-пластунски. Гаврош на полдороге чертыхнулся и вернулся назад за рюкзаком. Он нагнал ребят уже перед поляной. Взвод удобно расположился полукругом, чтобы лучше наблюдать картину предстоящих раскопок.
— Смотрите, какая красота, — восторженно прошептал Гаврош, глядя на освещенную серебром поляну.