— Мне хорошо, — приоткрыл один глаз Гопник.
— Может, вам помочь?
— Не советую.
— Папа, смотри, дядя на полу лежит. Почему он так делает?
— Если бы я мог, — ответил папа, с опаской поглядывая на свою жену, — я бы лег рядом.
Небо Европы было закрыто, как шлагбаум. Туристов мучил единственный вопрос — возьмут ли их назад в гостиницу. Один день авиакомпания еще потянула, но на второй рассчитывать не приходилось. Их все-таки взяли. Туристов развезли в те же гостиницы, но номера были хуже, чем предыдущие. На этот раз никто не возмущался, не кричал, что всю неделю они жили в четырехзвездочном отеле и поэтому все им должны. Вечером опасливо сгрудились в фойе, осторожно интересуясь, покормят ли их на этот раз. Портье загадочно молчал и основательно чесал свой седой затылок. Когда надежды поесть на халяву почти растаяли, вбежал Юра в неизменных темных очках, правда, другого фасона. Среди туристов упорно ходили слухи, что их туристический гид так часто меняет очки, потому что ему их бьют.
— Вылет завтра в восемь утра, а пока ужин за счет авиакомпании.
— Ура-а-а-а!!!!!! — Гул восторга напоминал бушующий стадион после забитого нашими решающего гола.
Кричали респектабельные, седовласые мужчины и куртуазные женщины, вопили аккуратные, обидчивые старушки и подтянутые старички. Не кричал только Гопник, он просто не мог. Радости не было предела. Поужинав и выпив дармовое дешевое вино, турье принялось брататься. Гребчиха целовалась с Ботаником и хлопала его молодецки по плечу. Ботаник постоянно сползал под стол от проявления спортивных восторгов, но упорно лез целоваться. Атанбаева носили на руках, и даже его сыну досталась парочка любовных затрещин. Артем вышел на веранду выкинуть мусор. Там как раз стоял мусорный бак, на его боку маркером было старательно выведено «Берлускони». Мимо Артема, нетрезво покачиваясь, проплыла Гребчиха.
— Вы, кажется, потеряли весло, — напомнил шутник.
Гребчиха встала как вкопанная. Потом медленно обернулась и подошла к Артему. По-матерински положив руку ему на затылок, произнесла:
— Мальчик, на этот раз я тебя прощаю.
— На туриста невозможно обижаться, — согласился хохотун.
Ведь что такое турист? Турист — это одноразовый стаканчик, годный к краткому применению. То есть на неделю его хватает, а на десять дней уже нет. Зубная паста и мыло, крем после бритья и станок, шампунь и тапки безжалостно выкидываются в корзину по окончании тура. Даже одноразовые стаканчики — залог долготерпения щедро остаются в номерах. Зачем они нужны? Ведь скоро мы будем дома. А если нет? И тогда выясняется, что деньги на телефоне кончились, зажигалка перестала работать и даже ручка уже не пишет. Все было рассчитано ровно на неделю, а тут такой форс-мажор. Да и денег остается, как правило, в районе ста евро, а чаще вообще ни цента. И больше ничего, кроме иллюзий. Иллюзии разбиваются о реальную жизнь, как волны о борт корабля. Зубной пасты нет, шампуня нет, мыла нет, а денег не только нет, но их даже и не предвидится.
День третий
В 8 утра зазвучала полковая труба. «Быстро, быстро собираться, никаких утренних процедур, никакого самокопания. В 8.10 уходят автобусы в аэропорт. Кто не успел, тот опоздал».
— Не надо спешить, — увещевали самые мудрые.
— Быстрей, быстрей, — рвались остальные, не успевая почистить зубы и сходить на горшок.
Турье быстро сдавало ключи от номеров и вываливалось на улицу, таща опостылевшие чемоданы на собственном горбу. Увы, автобусов не было. Перспектив тоже.
— Зачем мы, дураки, ключи от номеров сдали? — пронеслось по толпе. — Нас развели.
— А я вещи в номере оставила, — раздался радостный женский голос, — я зна-а-а-ала!
— Вот сука, — прокомментировал кислый мужской басок. Его тут же перекрыл раздраженный женский.
— А я тебе говорила, дубина стоеросовая, не нужно спешить.
— Это они специально так придумали, чтобы завтраком нас не кормить.
— Какие уж тут завтраки. Где нам теперь жить? Под открытым небом?
Когда накал страстей достиг наивысшей точки, подошли автобусы, их было подозрительно мало. Тон комментариев изменился.
— Я говорил, что Путин поможет.
— Слава богу, скоро будем в Москве.
— Это вряд ли, — прогундел Артем и чуть не был растерзан возбужденной толпой.
Подоспел черноокий Юрец и окончательно всех озадачил:
— Рейс 229 и рейс 230 садится в автобусы и едет в Неаполь. Рейс 232 остается в Римини.
Вой разочарования смешался с воплями восторга. Кто-то даже зааплодировал, нетрудно было догадаться, с какого он рейса. Ботаник невежливо толкнул старушку, громко хлопающую в ладоши, и сварливо спросил:
— А вы наверняка не с 232-го рейса? Или, может быть, все-таки с 232-го?
Сморщенные ладошки зависли в накаленном воздухе.
— Урод, — припечатала старушенция и засеменила к своему автобусу. Потом остановилась и едко спросила: — А ты кидал монетки в фонтан Треви?
— Кидал, — удивленно кивнул Ботаник.
— Насколько накидал, настолько и останешься, — победно протрубила старушонка и исчезла в автобусе. И Ботаник остался на остановке совершенно один. Не считая 232-го рейса.
232-го рейс конкретно запил. На веранде гостиницы рекой лилось местное вино. Тост был один — за день сурка. Действительно, каждый день обещают отправить домой, везут в аэропорт, а потом назад в гостиницу. И так каждый день. Один трезвый голос предупредил: «Не искушайте судьбу. За нас платит не авиакомпания и не турагентство, а аэропорт имени Федерико Феллини, долгих лет ему жизни. Платит, потому что не хочет, чтобы пьяные хари разнесли весь аэропорт. А выгнать всех на улицу — поставить под вопрос весь курортный сезон. Римини на это пойти не может».
— Фигня, — осерчал Гопник и потянулся за новым графином. Стол не выдержал столь мощного напора и перевернулся. Вино, пиво и закуски как в замедленной съемке рухнули на пол. Потом несколько человек утверждало, что легко могли поймать летящие графины, но руки, к сожалению, были заняты, у кого бутербродом, а у кого сигаретой. Вино, разлитое по полу, напоминало красное море, где плавали осколки двух кувшинов, как блестящие на солнце айсберги. Закуски напоминали тропические острова, а банки пива — вулканы, так некстати преградившие дорогу домой.
— Убирайтесь! — завопила уборщица по имени Олеся. Отель был хохляцкий, и персонал прекрасно владел великим и могучим.
— Все нормально, — загундели пьянчуги, — один немного перебрал, но зато остальные в поряде.
— Я перебрал? — возмутился Гопник и перевернул другой стол.
Красное море вышло из берегов, а островов ощутимо прибавилось.
— Олеся, ты зачем москалям вино дала? Ты шо, не знаешь, шо они не умеют пить? — прорычал портье Опанасыч.
