— Старикан, угомонись, — с трудом ворочая языком, пробурчал Гопник и потянулся к третьему столу, но его оттеснили.
— Вы все козлы, — отрезал Гопник, — и вам не понять загадочную русско-азиатскую душу.
— Я вызову полицию! — заверещал упрямый Опанасыч.
— Зови, — не сдавался дебошир.
— Я действительно вызываю полицию.
— Зови, — кивнул головой баламут и сделал портье козу.
Как ни странно, все обошлось. Уборщицы высушили тряпками красное море, убрали острова, айсберги и вулканы, а Гопника посадили под деревом на стульчик приходить в европейское состояние и видеть сны про загадочную русско-азиатскую душу. Артем повнимательнее присмотрелся к туристам. На лицах женщин проявились морщины и круги под глазами, на лицах мужчин — мешки и пятна, и затюканное турье стало напоминать коллективный портрет Дориана Грея. Куда только девались холеность и ухоженность вчерашних баловней судьбы.
День четвертый
Туристов привезли в аэропорт имени жизнелюба Федерико Феллини и отправили домой. Артем был одним из последних, кто покинул зал ожидания. Навсегда в его памяти останутся феллиниевские кадры. Мальчик в маскировочных штанах катает девочку, сидящую на грузовой тележке. Девочка сидит, свернув ноги калачиком, и строит Артему рожи.
— Быстро! Сюда! — из-за угла выскочили разгневанные родители.
Тележка покатилась в одну сторону, а дети побежали в другую, навстречу Родине.
P.S. Когда Гопник сел в самолет, все иллюминаторы неожиданно запотели. «А все равно мы лучше всех», — подумал Артем и оттер свой иллюминатор рукавом.
Коррида по-барселонски (Середина девяностых)
Самолет на Барселону бурно набирал высоту. Позади него в утреннем небе оставалась быстро тающая лыжня от Москвы до самых испанских окраин. Шура Гареев листал журнал и искоса наблюдал за «верхоянскими». Шура приметил этих троих еще в дьюти-фри, они хлестали коньяк «Наполеон» пластиковыми стаканами, занюхивали рукавом и орали как в лесу. Казалось, они физически не могут говорить тихо, им нужно непременно галдеть на весь аэропорт. Верхоянские братки были в длиннополых черных пиджаках, синих брюках и сандалиях на босу ногу. Под пиджаками у братвы желтели золотые цепи толщиной с ремень безопасности, их кисти были густо испещрены чернильными рисунками и надписями, словно стены привокзального туалета. Пальцы у них были короткие, но сильные, и своими грабками братаны норовили похлопать по плечу каждого из пассажиров, обнять и угостить «коньячилой». В самолете вакханалия продолжалась, уже весь салон знал, что одного зовут Вохой, второго Корытом, а третьего — Чесночком. Пока пассажиры сидели на своих местах, их никто не трогал, но стоило кому-нибудь из мужчин пойти в туалет, как он тут же нарывался на хлебосольство верхоянских. В результате самолет поделился на две примерно равные группы мужиков: первая постоянно шныряла в туалет и накачивалась дармовым коньяком, а вторая терпела до барселонского аэропорта. Братков сопровождали три путаны — красивые девчонки из верхоянских предместий. С одной из барышень летел пятилетний братик Рома, и верхоянские в перерывах между разливом «Наполеона» подначивали ребенка:
— Ромка, хочешь бой бычков увидеть?
— Хочу, — скалил Рома молочные зубы.
— А купаться будешь?
— Буду, — приходил Ромка в восторг.
— Молодца, — одобрил Воха, — а хочешь, я тебя «грейхруктом» угощу? Пробовал когда-нибудь «грейхрукт»?
— Не-е-е-ет, — радостно качал Ромка белобрысой головой.
— Попробуешь, — обещал бандюк.
В барселонском зале прилета верхоянские не угомонились, демонстрируя квелым иностранцам широту души и сибирское здоровье. Они шныряли между стоящими на паспортный контроль пассажирами и предлагали им «отлакировать коньячилу вискариком». Иноземцы шарахались от них как кони, завидев волчью стаю, да и наши приутихли, предлагая накатить попозже. Верхоянские недоуменно пожимали плечами и глушили виски прямо из горла, предлагая всем последовать их примеру. Из неприметной дверцы вышел испанский блюститель порядка в штатском и укоризненно покачал головой.
— Ребьята, хватит, — довольно дружелюбно предложил он троице заканчивать затянувшийся праздник таежной души.
— Да ладно, братан, — загундели гангстеры, — лучше с нами выпей.
— Пожалуйста, прекращайте, — еще раз попросил служащий и скрылся за дверью.
— Скучный он какой-то, — загоготал Воха, прихлебывая виски из горла.
— Он не скучный, он трезвый, — поставил диагноз Корыто, чокаясь бутылкой с Чесночком и засасывая очередную порцию вискаря.
Дверца опять открылась, и в зал ожидания вышел тот же служащий. Теперь в его голосе позвякивал металл.
— Я вас в последний раз прошу, прекращайте.
— Чего ты, братан, как неродной, — икнул Чесночок и опять присосался к своей бутылке, — как зовут-то тебя, прекрасный незнакомец?
— Педро.
— Петруха по-нашему, — обрадовался Чесночок, — не быкуй, Петруха, хрен тебе в ухо.
— Мы вами ньедовольны, — насупился служащий.
— Ну и что, — осклабился Чесночок, — зато мы довольны.
Служащий опять скрылся за дверью, через секунду оттуда выбежали пять автоматчиков. Последним шел Педро.
— Льечь на пол, — убедительно предложил он буйной триаде «горнистов».
Верхоянские рухнули на пол как подкошенные, привычно положив руки за голову и раздвинув ноги на ширину плеч.
— Умьелые ребьята, — усмехнулся Педро, — видимо, вальялись так не раз.
Бандюки лежали тихо как сибирские сосны, подрубленные топором, а законопослушные пассажиры зашушукались.
— Синьор Педро, — одна из путан затараторила по-английски и по-русски, прося простить пьяных засранцев.
— Ньет, — покачал головой Педро, — я им дал две попытки, они отказались. Испания — гордая страна, мы не хотим их иметь на своей территорья. Эти трое вылетят в Москву через два часа этим же самолетом.
— Как? — остолбенели девушки. — У нас же оплачена пятизвездочная гостиница на две недели.
— Bienvenido, — улыбнулся синьор Педро, — добро пожаловать. Мы рады иметь вас на своей территорья. Эти трое — нет.
Русские туристы возмутились, теперь поведение испанцев показалось им слишком уж строгим. Особенно усердствовали поддатые мужики, угощавшиеся на халяву.
— Они же не дрались, не дебоширили, просто распивали не в положенном месте. Опять же пятизвездочная гостиница оплачена.
— Возьмите с них штраф, да и отпустите с Богом.
— Простите их, они больше не будут.
— Нет, — развел руками Педро, — у них было две попытки.
— Жесткие они, эти испанцы, — решили русские пассажиры, рассаживаясь по автобусам, — чуть что не так, сразу в табло могут заехать. С ними нужно поосторожнее.
