Дёрнувшись, как от удара, я воскликнул:
— Но они же воюют, Кэлос! Я получил — а они убивают друг
друга ежечасно!
— Значит, там живут те, кому это нравится, Пётр. Каждому
своё…
Я вздрогнул.
— Наслаждающиеся тяжёлым и опасным противостоянием…
Находящие радость в своих страданиях и безнадёжной борьбе… Эмоционально скупые…
бесталанные…
— И готовые умереть?
— Ах да… — Кэлос замялся. — Пётр, постарайся принять мои
слова правильно…
Я сжался, уже понимая, что он скажет.
— Смерти нет, Пётр. Тот, кто прошёл Вратами, не умирает
никогда.
Почему я молчу?
Надо бы кататься в истерике. Упасть на колени — и восславить
Бога… которого теперь уж точно нет и не будет…
Здравствуй, рай. Здравствуй, ад. Здравствуй, Тень.
— Ты уже часть Тени, Пётр… Тебя могут убить. Но ты оживёшь.
Там, где захочешь. Рядом с врагом, чтобы закончить бой. На тихой, мирной
планете, где живут уставшие убивать. Человеком, птицей, мыслящим кристаллом…
Кэлос подошёл, опустил руку мне на плечо.
— Ведь и ты умирал, Пётр, — мягко сказал он. — Я не знаю,
что там у тебя произошло с метаморфом… но я узнал взгляд, которым ты смотрел на
меня. Смерти нет. Меня трижды расстреливали. Спокойно и вежливо. Без лишней
злобы. Один раз я погиб с кораблём… но там и вспоминать нечего. Просто мир
померк…
— Смерти нет, — сказал я. Слова — пустые и скучные. Ну нет
её и нет… Её никогда не было, она или впереди, или мы уже не живём. — А те… кто
не проходил Вратами?
— Не знаю. Раньше — нет. Во что Врата превратились сейчас,
откуда берут информацию — я не могу ответить. Но…
Значит, вы не дождались. Мои ненастоящие родители… настоящий
Пётр Хрумов… все те, кто жил и умирал на маленькой планете Земля. Учёные и
крестьяне, поэты и солдаты, рабы и тираны — вы верили в Бога или проповедовали
атеизм, вы грезили о бессмертии, создавая свою философию, как Фёдоров, или
высасывая чужие жизни, как Жиль де Рей… святые и палачи, гении и дураки — вы не
дождались! Вы там, за чертой. А я здесь. В уютной Тени.
Я прошёл Вратами.
Конклав превратит Землю в пыль, Геометры отравят планеты
Конклава и создадут на руинах свою маленькую Империю Дружбы, а я буду жить.
Вкусно кушать и мягко спать. Воевать в чужих армиях и учиться в чужих
университетах.
Всё дозволено, да?
Захочу быть тираном — приду в мир рабов. Захочу быть рабом —
надену кандалы. Отращу псевдоподии и побуду амёбой. Добавлю четыре лапы и
научусь ткать паутину. Снова стану человеком. Заведу гарем, создам религию,
сочиню венок сонетов. Построю дом, посажу дерево, воспитаю сына.
Впереди — вечность.
Я плакал, скорчившись в мягком кресле. Кэлос гладил меня по
плечу, словно успокаивал ребёнка. Да я и был ребёнком перед ним — прожившим
сотни лет, встававшим из мёртвых и сжигавшим планеты… Кто возглавлял
Хрустальный Альянс, Кэлос, почему я знаю ответ?
Потянуло сквозняком — на миг открылась дверь. Кэлос
вздохнул. Детские руки обняли меня:
— Пётр, почему ты плачешь? Папа, почему он плачет?
— Он нашёл больше, чем хотел, Дари. Это всегда больно.
— Пётр, не плачь…
Тебе не понять меня, мальчик, с детства знающий, что смерти
нет.
Каждому знанию — своё время. И каждому своё, вот только
почему-то от этих слов несёт палёной плотью…
Я нашёл больше, чем искал.
Все звёзды в моих ладонях.
— Папа, почему ты ему не поможешь?
— Не всегда нужно помогать, Дари. Иногда стоит отвернуться и
подождать.
— Это нечестно!
— Зато правильно, малыш.
— Пусть будет неправильно, зато честно!
Кэлос вздохнул.
— Вот и мы так когда-то думали… Дари, у нас серьёзный
разговор. Взрослый. Выйди, пожалуйста.
— Но, папа…
— Дари.
Мальчик вышел.
— Спасибо, — сказал я. При Кэлосе я плакать не стыдился. При
ребёнке — дело другое.
— Пусть неправильно, но честно… — Послышалось бульканье. —
Хочешь ещё выпить?
— Нет.
— В Хрустальном Альянсе мы исповедовали эту же идеологию.
Считали, что Врата — ошибка. Ловушка, искушение, тупик. Мы захватывали планету
за планетой… пытались построить монолитное общество вместо «единого
многообразия», как тогда называли Тень. А потом поняли, что происходит. Тень не
боролась с нами. Она отдавала лишь те миры, что жаждали борьбы. Мы стали частью
Тени, манекеном, на котором все желающие могли выместить негативные эмоции.
Тогда всё и развалилось. Идея — не хочу сейчас спорить, правильная или нет, —
была утрачена. Альянс превратился в банду наслаждающихся жизнью психопатов.
Потом нас разбили в сражении, тогда создавалась Торговая Лига, и мы первые
попали под её удар… Потом мы отступали от планеты к планете. Тень хотела этого
— люди устали от военных приключений.
— Ты обещал сказать, что испугало Геометров…
Оторвав руки от лица, я глянул на него. Вытирать слёзы я не
стал. Известное детское правило — сами высохнут, видно не будет, что плакал.
— Неужели ты ещё не понял, Пётр? Испугались те, кто правит
ими. Агенты Родины не возвращались. Тень видит насквозь, Пётр. Всё, что
по-настоящему есть за душой. Не слишком-то они хотят своей Дружбы. Любви им не
хватает, обычной человеческой любви. А у нас её получить несложно… Возвращалась
маленькая часть — те, для кого Родина и впрямь была лучшим из миров. Остальные
— остались. Кто — с радостью, кто — блуждая из мира в мир и уверяя, что хочет
вернуться… Мы почти не заметили появления Геометров, Пётр. Где-то о них
говорили больше, где-то вообще не слыхали.
— Так и о нас?
— Да. Существование вдали от Ядра родственной цивилизации —
новость интересная. Но тоже не для всех миров.
— Родственной?
Кэлос кивнул.
— Времена Первой Империи… даже до её создания… Мы
разлетались, как искры от костра. Сотни, тысячи кораблей уходили в темноту и
гасли. Но иногда искра падает на сухой мох. Так, наверное, возникла раса
Геометров. Очень сомнительно, что две разумные культуры зародились на одной
планете единомоментно, — а ведь у них было именно так…
— Я знаю.
— Так и вы. Другой возможности для полного биологического
сходства я не вижу. Вы не потомки наши, не предки, вы — двоюродные братья.