Я шагнул вперёд. И увидел рептилоида. Счётчик сидел, высунув
длинный язык, и внимательно слушал. Потом треугольная морда повернулась ко мне.
— Я от всей души желаю вам успеха! И не сомневаюсь, что
альтернатива возможна… но пока — не вижу её! Уж простите — не вижу!
Нет!
Счётчик ведь молчит!
Пасть рептилоида раскрылась в улыбке.
Я бросился вперёд.
Плетёный стол, прозрачный кувшин с тёмно-красным вином. Два
плетёных кресла. В одном, подавшись вперёд, смешно сжимая пустой бокал,
незнакомый седой мужчина. В другом, развалившись, отхлёбывая вино перед
очередной тирадой, чуть-чуть знакомый человек…
Немая сцена.
Мой бывший дед не удержал бокал. Вскочил, не обращая
внимания на залитую вином рубашку. Улыбнулся — смущённо, как если бы я застал
его в кабинете с раскуренной трубкой и рюмкой коньяка…
— Дед… — сказал я деревянным голосом. — Тебе вредно пить вино.
— Теперь уже нет.
Ему было лет сорок, не больше. Он теперь мне даже в отцы не
годился, не то что в деды. Таким я его видел лишь на старых фотографиях,
которые дед так не любил доставать…
— Петя…
Обнять его было нестерпимо трудно, словно чужого человека.
Знакомые черты исказились — пусть даже молодостью. Наверное, будь дед таким в
моём детстве — я вырос бы совсем другим. Не вовремя. Всё и всегда происходит не
вовремя.
Дед шагнул навстречу.
— Пит… я ведь тот же самый… — тихо сказал он. — Пит, ну представь,
что старый хрыч сделал себе пластическую операцию…
Господи… Я ведь веду себя, как Маша! Что я ей говорил — о
форме и содержании, о том, что душа важнее тела? Значит, это всё была чушь? И я
готов принять деда стариком или в облике чужого, но только не таким — живым,
здоровым, энергичным. Что во мне — ревность к его обретённой молодости… ну, не
молодости, конечно, зрелости… тревога за собственную самостоятельность — такой
Хрумов с новой энергией примется за моё воспитание… тоска по старому, прикованному
к дому, беспомощному, если уж честно, деду? Что во мне? Какие чёртики сейчас
пляшут в моём подсознании?
— Деда, ну ты даёшь… — сказал я. — А чего уж так, на
полпути… двадцать пять лет — ещё лучше возраст…
Дед ухмыльнулся.
— Понимаешь, Пит, — прежним ехидным тоном сказал он, — когда
имеешь больший выбор, то в любом возрасте находишь достоинства. Вот поживёшь с
моё — оценишь.
Собеседник деда подошёл, остановился между нами.
Вопросительно посмотрел на меня:
— Пётр Хрумов?
— Да.
Он покачал головой, будто не мог поверить словам.
— Как ты понимаешь, Крей, с тебя ящик вина, — заметил дед.
Седовласый кивнул, с жадным любопытством изучая моё лицо.
— Вы ведь даже не биологические родственники… Простите. Я
Крей Заклад, сотрудник Торговой Лиги.
Мы пожали друг другу руки.
— Я вас покину на некоторое время. Это будет правильно, —
решил Крей.
— Крей Завсклад, — насмешливо сказал дед, когда сотрудник
Лиги удалился. — Оптимисты наивные. Живут сотнями лет, а ума не нажили. Он не
верил, что ты сможешь меня найти. Даже спорил. Представляешь?
Я кивнул. Мы так и стояли, нелепо отводя глаза и не решаясь
заговорить первыми.
— Давай я тебе вина налью… — Дед вдруг засуетился. — Они тут
знают толк в радостях жизни… такие милые, в сущности, люди…
Он повернулся к столу, как-то дёргано, неловко, каждое
движение было слишком размашистым, сильным, дед не мог соразмерить своё новое
тело с наложенным старостью стереотипом…
— Дед! — закричал я, бросаясь к нему. — Дед!
И обнял он меня слишком сильно, забывая, сколько силы теперь
в его теле, щедро отпущенной Вратами силы и молодости…
— Дед, как я рад, что ты стал таким… — прошептал я. — Чёрт,
я за это готов полюбить Тень… Если вернёшься в университет лекции читать, на тебе
все студентки повиснут…
— Тихо! Не скажи при Маше — а то будут мне и лекции, и
студентки…
Мы переглянулись.
Да чему я, в конце концов, удивляюсь?
— Замётано, — согласился я.
— Простите, что прерываю ваш глубоко личный диалог…
Я обернулся, ещё не отпуская деда. Рептилоид сидел у наших
ног с обиженным видом любимой собаки, на которую вдруг перестали обращать
внимание.
— Привет, Карел, — сказал я.
— Рад встрече. Скажи, Пётр, твоё отношение ко мне не
ухудшилось после того, как я перестал служить временным хранилищем для Андрея
Валентиновича?
Присев на корточки, я коснулся мягкой серой чешуи.
Протягивать руку было нельзя — это слишком походило бы на «дай лапку, пёсик!».
— Я очень тебе рад, счётчик, — сказал я. — И не обижайся на
«счётчика». Это комплимент. Ты ухитрился сосчитать самую важную для меня задачу
— и сохранить результат. Помнишь, ты спрашивал, как люди примут вашу расу? Я не
знаю, как люди… я — твой должник. Или друг. Как тебе больше нравится.
Привстав на задних лапах, счётчик вытянулся к моему уху.
Шёпот был едва уловим.
— Звезда, которую вы называете Спика. Газовый гигант — он
один в системе. Газовый гигант, опоясанный кольцом.
Меня обдало жаром. Это был не просто жест отдельного
рептилоида по отношению к отдельному человеку.
— Спасибо. Ты тоже знаешь, где мой дом.
— Решил открыться и Петру, Карел? — спросил дед. — Давай. Не
бойся. Он умеет хранить тайны.
Пасть рептилоида щёлкнула. Он колебался так ярко и зримо,
что у меня не осталось сомнений — это не игра в человеческие эмоции, это
бушующая в нём борьба. Битва, длящаяся веками по его внутреннему времени…
— Мы не живые, Пётр.
Дед кивнул, глядя на моё обалдевшее лицо.
— Газовые гиганты не рождают жизнь. Мы потомки того, что
было машиной. Машиной из Тени.
Живые компьютеры космоса! Ага!
Счётчики!
Поразительное умение общаться с машинами, явное отсутствие
потребности в дыхании и пище! Невозможность симбиоза с Куалькуа!
Как я не понял этого раньше?
Счётчик ждал, вглядываясь в моё лицо.
— Это ничего не меняет, Карел, — сказал я. — Совсем-совсем
ничего.
