— А на нарах лежат те…
— Решай, Сашка! Ты должен сам захотеть уйти. Силой я тебя не
заставлю…
Он молчал.
— Ну! Вспомни Землю! Жену, детей, корабль! Что у тебя есть
за душой?
Не знаю, какое слово сработало. Вряд ли «жена». Скорее
«дети». Или «корабль».
Данилов с кряхтением приподнялся, сел на нарах. Покосился на
товарищей по заключению, отвёл взгляд.
— Далеко идти?
— Доползёшь!
— У меня симбионта нет, Петя. Я могу и замёрзнуть по пути.
— Значит, найдём охранника и попросим поделиться одеждой.
Данилов вздохнул.
— Молодой ты, Петя. Молодой…
В его голосе была лёгкая зависть. И всё же он встал.
Они нас ждали.
Все, кроме Крея.
Горел костёр, дед сидел, вороша огонь дымящимся прутиком.
Маша полулежала, облокотившись на деда. У её ног вытянулся счётчик. Кэлос
каменным изваянием застыл в стороне.
Какая мирная, идиллическая картина…
Наше явление из Врат смотрелось к ней великолепным
контрастом. Я тащил Данилова, прыгающего на одной ноге и ругающегося на чём
свет стоит. Рваный, облепленный снегом комбинезон полковника был выпачкан
кровью.
— Невозможно, — сказал Кэлос. Шагнул навстречу нам, замер у
кромки Врат.
Дед и Маша вбежали внутрь. Подхватили Данилова, подволокли к
костру. Меня дед удостоил одним лишь взглядом — благодарным, но быстрым, словно
он ничуть не сомневался, что я вернусь и приведу Данилова.
— Ранили? — спросила Маша. Она волокла Данилова с ловкостью
бывалой санитарки.
Данилов поморщился и промолчал.
— Никто его не ранил, — сказал я. — Скалы. Лёд. Саша
сорвался… ещё хорошо, что не насмерть.
— Какого дьявола ты тащил меня к тем Вратам? — огрызнулся
Данилов. — Нашёл альпиниста! Взяли бы машину…
Я не стал отвечать. Понятно, что так и стоило поступить.
Угнать вездеход охраны, рвануть по целине до других Врат. Но меня держало
идиотское ощущение, что уходить лучше той же дорогой, которой пришёл.
Кэлос отстранил Машу, присел рядом с Даниловым. Полковник
буркнул что-то и затих, уставившись на чужака. Кэлос быстро ощупал ему ногу.
— Ничего страшного. Переломов нет.
— Знаю… — Данилов отвёл его руку. — Благодарю.
— Деда, — шёпотом спросил я. — Скажи, ты был уверен, что я
найду Сашку?
— Да.
— Почему?
— Ты привык всё доводить до конца.
— Это не ответ.
Дед вздохнул.
— Хорошо. Ты не знал поражений, понимаешь? У тебя не было в
жизни нормальных, полноценных обломов. Хотел своего — и добивался. С детским
простодушием и уверенностью, что мир познаваем до конца. Ты умеешь себя
убеждать, что принятое решение — единственно правильное и несомненно
выполнимое. Вот и всё. Наверное, когда-нибудь это тебя больно ударит, Пит. Но
пока ты достаточно веришь в себя и достаточно отдаёшься задуманному, чтобы
проходить Вратами. Лучше, чем все мы, лучше, чем большинство местных.
Не знаю, серьёзно он так считал или пытался подвести базис
под мою удачу. Получалось уж слишком просто — как в старом фильме, где герои
могли ходить сквозь стены — если достаточно сильно в это верили.
— Дело не во мне, дед. Не только во мне. Если бы Данилов не
хотел, чтобы его вытащили… если бы вы не ждали нас…
— Да. Конечно. Ты скользнул по невидимой нити, что тянулась
между нами. Может быть, твой приятель прав… мы слишком одиноки здесь, чтобы
потеряться по-настоящему. Нам страшно. Нам просто страшно.
— Но теперь…
Дед пожал плечами. Маша бинтовала Данилову ногу. Тот молчал,
слушая Кэлоса… замечательно тот сходится с людьми.
— Дед… — чувствуя что-то неладное, сказал я. — Что
происходит?
— Мы все вместе, — ответил дед.
— Ну?
— И я скажу «ну»! Где Врата? Разверзнись земля, появись
тарелочка с голубой каёмочкой! Дайте нам двери в ваш мир! Примите сирых и
неразумных!
Повернувшись, дед положил руки мне на плечи. Сказал тихо и
хмуро:
— Ты умница, Петя. Я горжусь тобой. Я люблю тебя. Ты и
впрямь способен ради друга — в огонь и в воду, предавшего тебя Сашку — вытащить…
дай угадать с одного раза… из концлагеря? Да и все мы — герои с головы до пят.
Спасители человечества. Дайте, дайте нам Врата…
Все молчали. Все слушали деда.
— Только беда-то в другом! — Он повысил голос. — Не хотим мы
этих Врат на самом-то деле! Крей сказал истину — боимся мы стать частью Тени. И
значит, будем тут сидеть до посинения, пока не проникнемся… пока не сочтём, что
ничего более правильного и естественного в мире нет!
Кэлос беззвучно поднялся, отошёл от костра.
— Долго нам придётся этого ждать, Петя… боюсь — долго. И тут
нам ничто не поможет. Ни нам, ни Земле.
— Да объясните же вы мне, что тут происходит! — рявкнул
Данилов.
Глава 4
Что угодно могут дед и Кэлос говорить о Торговой Лиге.
Только в чём-то и Крей прав. Их туннели могут… должны стать выходом.
Человеку нельзя предоставлять такую свободу — как её видят
Врата. Нельзя оставлять решение за подсознанием, за горсткой мусора на дне
черепа. Мы научились, давно научились поступать не так, как хочется, а так, как
надо, — и в этом нашли свою подлинную свободу. Даже в единодушном рабстве
Геометров есть больше лазеек для настоящей свободы, чем в мире Тени, в мире
абсолютной вседозволенности. Потому что поступать именно так, как хочется, и
есть подлинное рабство.
Рабство в самом себе.
Какую бы неприязнь ни вызывала во мне Тень — сама её основа,
её сложенные из ничего Врата, — но сейчас я готов всё отдать за огненное зерно.
За обретаемую попутно защиту, за бессмертие, за шанс… и не для себя. Я-то уже
получил всё — просто шагнув во Врата.
Но вот одна беда — Тень нас не принимает. Не заслужили мы,
не вымолили. Может быть… будь среди нас кто-то ещё… ну, хотя бы с большей
восторженностью по отношению к халяве, с большей верой в неземные благодеяния…
ему бы досталось огненное зерно. А мы — не хотим. И не получим.
…В дом никто не пошёл. Мы так и остались сидеть у костра.
Только Данилов доковылял до коттеджа, вернулся вымывшийся и переодевшийся. Я не
вмешивался, молча слушал весь ворох объяснений, что вывалили на него дед и
Маша. Кэлос помалкивал. Побродил вокруг, потом присел рядом со мной. Сказал
негромко:
