В скобках стояло — Мачо.
Мне стало плохо. Этот файл составлял я сам.
Доступа из локальной сети к нему не было. Конечно, при условии, что среди наших сотрудников не затесалось ни одного толкового хакера. Но зачем кому-то лезть в мои файлы и изменять одно-единственное имя?
Розыгрыш? Очень глупо.
Не думаю, что в той запарке, в которой мы работаем, у кого-то есть время на розыгрыши.
Какой смысл в изменении клички, существующей исключительно для внутреннего пользования? Чем Мачо принципиально лучше Итальянца? Короче в два раза, ну и только.
Подозрение, забравшееся под мой скальп, было настолько чудовищным и нелепым, что я расхохотался. Этого просто не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Я закурил сигарету и подумал, что, если начну проверять свое предположение, значит, самое подходящее для меня место — ближайший дурдом. Кто-то явно переработал, и совершенно точно, что этот кто-то — я.
Стряхнул пепел в пепельницу.
Если я прав, то произошла глобальная катастрофа, которую никто не заметил. Но если так, то почему ее заметил я?
Абсурд.
Невозможно. Следует забыть об этом и поискать более простые объяснения.
Розыгрыш.
Явытащил из кармана телефон и ткнул клавишу быстрого набора. Сейчас все разъяснится.
— Макс?
— Ты дьявольски вовремя позвонил, Дэн. Через десять минут репортеры разорвут меня на части, Джон уже заканчивает вводную часть.
— Я тебя не задержу, ответь только на один вопрос. Как давно мы зовем Энея Мачо?
— С самого начала, — обалдело сказал Макс. — Ты сам придумал эту кличку, потому что он похож на актера из этих старых фильмов. Как его? Бандерас? Ну что-то в этом роде. А что, Дэн?
— Ничего, проверяю одну теорию. Ни пуха.
— К черту и сыну его Биллу.
Существует ли хоть мизерный шанс, что и в такую минуту Макс способен меня разыгрывать? И если это мистификация с целью заставить меня усомниться в собственном рассудке, то сколько человек ее поддерживает?
Учитывая, что кто-то поработал с моим компьютером, мистификация должна быть хорошо организована. А смысл?
Я запер кабинет на ключ, немного постоял в коридоре, вспоминая, с какой стороны тут лифт, спустился на четыре этажа и вошел в звукозаписывающую студию. Звукорежиссер с ассистентом сначала приветственно махнули мне, а потом принялись изображать мельницы, стараясь дать мне понять, чтобы я сваливал. Я всем своим видом выказал готовность молчать, дождался конца эпизода, после чего подозвал статиста, озвучивающего Энея.
Слишком мелкая сошка, чтобы Макс посвящал его в свои хохмы.
— Знаешь меня?
— Вы — большая шишка в проекте.
— Вот именно. Отвечай на мои вопросы. Ты давно работаешь здесь?
— С самого начала.
— Как зовут твоего персонажа?
— Эней, сын Анхиса.
— Кличка?
— Мачо. — У статиста был вид человека, разговаривающего с дебилом. Правда, с дебилом, который занимает более высокий пост и может здорово осложнить тебе жизнь, поэтому ему стараются не показывать, что он дебил.
— Свободен, — сказал я и вернулся в свой кабинет.
Убрал с экрана список персонажей, вышел в Интернет на сайт Географического сообщества и вызвал карту мира.
Вот так и становятся сумасшедшими.
Вот Европа, вот характерный сапог, вот…
Окурок выпал у меня изо рта.
Италии на карте не было.
Полковник Трэвис
— Троя покорялась врагу лишь один раз, — сказал Гектор, — И этим врагом был ахеец. Мы не стыдимся этого поражения, ведь мы склонились тогда перед самим Гераклом.
— Гераклу помогал эффект внезапности. — Этот герой успел отличиться везде. — У него с собой не было столько людей, сколько у Агамемнона.
— Геракл не занимал и не грабил Трою, — сказал Гектор. — У него были проблемы с тогдашним правителем города, моим дедом Лаомедонтом, и, убив его, Геракл сразу покинул побережье. Агамемнон — не Геракл.
— Гераклов в мире вообще не осталось.
Шаги. Молчание.
— Мы проиграем, — сказал Гектор. — Наш единственный шанс затянуть войну и выиграть хоть какое-то время для наших семей — остаться в Трое, охраняя стены. Но отец настаивает, чтобы мы бились в поле. Эта дорога ведет в Аид.
— Кто из вас руководит войском?
— Он правитель города и мой басилей.
— Ты ведешь эту войну, Гектор.
— Твои речи смущают мой разум, чужеземец.
— Реши, что для тебя важнее, лавагет.
Выбор между честью и долгом — самый суровый выбор, который вы можете предложить настоящему мужчине.
Что бы он ни выбрал, он все равно поступится частью своей жизни, потеряет частичку своей личности. Главное в этой ситуации — четко понимать, что именно ты теряешь и насколько ценно то, что ты приобретешь.
Молчание. Шаги.
Что я делаю? Какого черта я набиваюсь Гектору в советчики? Что я ему советую?
Может быть, мне уже не стоит возвращаться назад и попытаться получить ахейское гражданство? Ведь мои речи ведут к изменению истории.
Хотя Дэн и утверждает, что нарушить «принцип бабочки» невозможно.
Молчание. Шаги.
Мы встретили похоронную команду. Не знаю чью. Наверное, троянскую, потому что с большим изумлением они смотрели на моего спутника. Полагаю, что ахейцы пялились бы на меня.
— Мой брат Гелен тоже пророк, — сказал Гектор, — Но в отличие от Кассандры он предсказывает верно. Своим даром он пользуется редко, однако его пророчества всегда сбываются. Он не видит ближайшее будущее и не видит падение Трои, но он говорит, что через двадцать лет на этом месте не будет никакого города.
— В этом они с Кассандрой схожи.
— Иногда я думаю, что мы все слепы, лишь моя сестра видит правду. Но я не хочу этому верить.
— Я вообще не верю пророкам.
— Зря, — сказал выходящий из воздуха Гермес. Змеи извивались и шипели на его кадуцее. — Иногда и пророки говорят правду.
— Радуйся, Гермий.
— Погуляй один, лавагет.
Гектор пожал плечами и свернул в сторону.
— Я был неправ, — сказал Гермес.
— Бывает. Даже с богами.
— Я ошибся в своих расчетах. Арес не выйдет в поле, пока там не будет тебя.
— Может, стоит оставить эту войну людям?
