По ту сторону двери оказался темный неосвещенный коридор. Тянулся он в обе стороны, и не было никаких намеков, куда нам следует отправиться.
Поэтому мы пошли налево.
И уткнулись в стену. Гэндальф пробурчал что-то относительно моих способностей выбирать направление, и мы совершили разворот. Соответственно на этот раз мы пришли к лестнице, что Гэндальф поставил себе в заслугу, хотя лично я ничего особенного в этом не видел.
Но чтобы сделать старику приятное, промолчал.
Мы поднялись на три пролета и обнаружили дверь. Экспериментальным путем нам удалось выяснить, что дверь не заперта. За дверью обнаружилось караульное помещение, в котором при свете факелов резались в карты трое малосимпатичных субъектов.
Наверное, я старею. Один из них даже успел встать из-за стола.
– Что это было? – поинтересовался Гэндальф. – Новая разновидность боевой магии?
– Карате, – сказал я.
Обыскав субъектов, мы стали богаче на два темных плаща с капюшонами и не замедлили надвинуть их на глаза. Еще имели место несколько дрянной ковки мечей, старый арбалет и копье с ржавым наконечником.
Скудный арсенал, особенно если учесть, что противник бессмертен, однако это лучшее из того, что было под рукой.
Поднявшись еще на один этаж, мы обнаружили бьющий в окна свет, на основании чего Гэндальф сделал вывод, что наступил день. Я выглянул в окно, и кого, вы думаете, я там увидел?
Во внутреннем дворе замка находился сам Кащей. Он давал урок фехтования какому-то типу, одетому как мы.
Урок явно не задался. Кащей обезоружил противника тремя выпадами и, вместо того чтобы дать противнику возможность подобрать меч и сделать вторую попытку, пронзил его шпагой.
– Суров он со слугами своими, – пробормотал я.
Кащей небрежно вытер окровавленное лезвие о плащ лежащего на земле бедняги, вложил шпагу в ножны и двинулся в противоположную от нас сторону.
– Где смерть его искать будем?
Я никаких иллюзий не питал. Скоро кто-нибудь найдет встреченных нами стражников, обнаружит, что давешних пленников нет в камере, и по всему замку начнется глобальный шмон. Времени у нас было немного.
– Может, Василиса знает, – предположил Гэндальф.
– Тогда где мы будем искать Василису?
– В башне, – сказал Гэндальф. – Красавиц всегда держат в башнях. Особенно непокорных.
И мы пошли искать башню.
Глава девятнадцатая. КНИЖКА
Горлум
Голм, однако!
Как только снова зажегся свет и народ потянулся к выходу, я снял с пальца Прелесть и пристал к какому-то типу.
– Извините, – сказал я. – А что это только что было?
– Как это его, – ответил он. – Фильм. Ты чего, батя, совсем озверел?
– Извините еще раз. А что это за фильм?
– Экранизация какая-то, – сказал он. – Слышь, сходи в библиотеку, не парь мозги, а?
Урод.
Знаем мы эти библиотеки. Там и нет ничего, кроме пыли.
Но из разговоров покидавшего зал народа я понял, что фильм сделали по какой-то книжке. И захотелось мне эту книжку прочитать.
Как я узнал, для того чтобы купить книжку, нужны деньги. Я надел Прелесть, слямзил бумажник у какого-то олуха и отправился на поиски лавки, торгующей книжками.
Ею заведовала какая-то молодая девица. Не иначе, подменяла своего отца или деда. Не видел я, чтобы молодежь книгами особенно интересовалась.
– Извините, – говорю я. – У вас книга про хоббитов есть?
– Сбрендил, папаша? Староват ты про хоббитов читать.
– Очень надо, – говорю. – Так есть или нету?
– Есть, – сказала она. – Вот классик жанра – Ник Перумов. А вот еще есть его жалкий подражатель – Толкин какой-то.
– Давайте обоих, – говорю.
Ну, классик жанра-то меня не очень порадовал. Его почитать, так хоббиты – это и не хоббиты вовсе, а чебурашки-ниндзя какие-то. И имени Фолко я в Шире никогда не слыхал. Зато эльфов он правильно описал. Скоты они, эльфы. Порядочным людям жить мешают.
Зато подражатель меня крайне удивил. Книжка его называлась «Властелин Колец», и едва я первую страницу открыл, как посыпались на меня знакомые до тошноты имена и реальные до отвращения факты.
А меня-то, меня-то как описали! Сволочи. Уроды. Скоты. Ненавижу. Никогда не прощу.
Но это еще ладно. Однако закрыл я книгу, сижу и думаю, какая это скотина всех нас этому Толкину вломила. Со всеми потрохами ведь сдали, гады.
Всю подноготную выложили. Почти всю.
Плохо дело, думаю. Если тут про нас книги пишут, кто-нибудь может и Прелесть у меня попробовать спереть. Хотя я на того урода, который меня в фильме изображал, совершенно не похож.
И зубы у меня не гнилые. И волос на голове побольше. И вообще, я хоть и старый, а симпатичный. А там показали урода какого-то. И не вел я хоббитов в ловушку. Я их, уродов, к Ородруину вел. Это у меня временное помутнение рассудка было. Прелесть помогал уничтожить. Зачем меня таким уродом выставили? Чтобы народ меня невзлюбил, не иначе.
А значит, это происки врагов.
Стал я врагов своих перебирать. В Средиземье врагов у меня – легион, а здесь я и не знаю никого, кроме Гэндальфа.
Какой из этого следует вывод, моя Прелесть?
Что это происки Гэндальфа!
Чмо в сером балахоне. Никак меня в покое не оставит. Чего ему от меня надо? Арду я ему спас? Спас. Прелесть у Саурона из-под носа увел? Увел. Так и оставил бы старого бедного Горлума в покое.
Хорошо, хоть эльфов тут нет, чтобы он их по моему следу пустил. От эльфа в лесу трудно спрятаться, они на это дело шибко натасканные. Как собаки охотничьи. Кобели, одно слово.
Глава двадцатая. ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ
Герман
Роман трансгрессировал меня прямо в мою контору, так что в Москве я возник аккурат на своем рабочем месте, чем несказанно удивил восседающего на стуле для клиентов Бориса.
– Клево, – сказал Борис, узрев результаты трансгрессии. – Через стену, что ли, просочился?
– Почти. А вы как здесь? Тоже через стену просочились?
– Так дверь незаперта была, – соврал Борис. А я прекрасно помнил, что, когда мы с Гермесом направились в бильярдную, дверь я запирал.
– Какими судьбами здесь? – спросил я, делая вид, что верю. – Еще пропал кто-нибудь?
– Не, – заявил Борис. – Если кто и пропал, то это уж не по вашей части. Я насчет Юрика.
– А что с Юриком?
– Вот именно, – сказал он. – Что с Юриком? Что с ним теперь делать, типа?
