К ее удивлению, Бинг отвернулся, словно смотреть на нее было выше его сил.
— Что случилось, Бинг? — спросила девушка.
— Я не знаю, как тебе сказать… пока мы тряслись весь тот долгий день в автобусе, я говорил себе, что, если мы благополучно выберемся из этой передряги, если вернем мальчика и избежим погони, то я попрошу твоей руки. Я видел как наяву все, что вижу сейчас — цветущий сад, вечер, я обнимаю тебя и говорю, что пусть ты мало знаешь меня, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать хорошим мужем и сделать тебя самой счастливой женщиной на свете.
Голос Бинга стих, и внезапно он привлек Мелину к себе и сжал так крепко, что она задохнулась.
— Я так хотел сказать это, — мучительная боль звучала в его словах, — я так хотел это сказать — но теперь не могу.
— Но почему? Почему не можешь?
Мелина взглянула на Бинга и увидела его лицо и губы совсем близко. Инстинктивно она положила руку ему на шею, привлекла к себе и почувствовала, что стоило их губам встретиться, как Бинг утратил всякое самообладание и начал неистово, безудержно целовать ее — губы, щеки, веки и пульсирующую жилку на шее.
А потом, со стоном, который шел, казалось, из самых глубин его существа, Бинг разжал объятия, встал и, пройдя несколько шагов, остановился у фонтана, бездумно уставившись на его струи. Мелина, растерянная, с трудом выровняв дыхание, все-таки решилась подойти к нему.
— Пожалуйста, Бинг, объясни мне, — тихо попросила она.
— Хорошо, — кивнул он. — только давай уйдем из этого чертова сада.
Они вернулись в гостиную. Мелина села на диван, а Бинг остался стоять, опираясь о каминную полку.
— Ты ведь знаешь, что я понятия не имел, где в Маракеше спрятан ребенок? — довольно резко спросил он.
— Да, конечно.
— Мы бы никогда не догадались об этом, если бы не один человек, который дал мне нужную информацию.
— И кто же это… был? — спросила Мелина, хотя уже предчувствовала ответ.
— Лилет.
— Миссис Шустер?! А при чем здесь она?
— Она приехала в Марракеш вместе с Мулаем Ибрагимом. У него был свой резон взять ее в попутчики — он видел, как мы вместе танцевали, и поэтому постарался выведать у нее обо мне как можно больше.
— А в ответ он рассказал ей о ребенке? — удивилась Мелина.
— Конечно же нет. Но у Лилет всегда была цепкая память на детали. Так что я решил проведать ее и расспросить о поездке с Мулаем Ибрагимом. И узнал, что на подъезде к Марракешу машину остановил какой-то араб, просящий подаяния. Мулай Ибрагим вручил ему монетку, а араб прошептал в ответ «Дар аль-Хамама». Он произнес это по-арабски, так что Мулай Ибрагим и не думал, что сидящая рядом Лилет поймет сказанное.
— А она поняла? — уточнила Мелина. — Мне она говорила, что неспособна к языкам.
— Так и есть, — кивнул Бинг. — Но она точно знала одно слово по-арабски. Хамама. Потому что оно значит «голубка» и когда-то я так ее называл.
Легкий румянец окрасил его щеки, и Мелина ощутила болезненный укол ревности.
— Это было одно из тех совпадений, которые реальнее любого безумного вымысла, — вздохнул Бинг и замолчал.
— Но это ведь не вся история, так? — уточнила Мелина, предчувствуя неладное.
— Нет. Лилет назначила цену за информацию, которую могла мне передать.
— И что же это было? — едва слышно спросила Мелина.
— Она хотела, чтобы я вернулся к ней.
— Нет! — вспыхнула Мелина. — Бинг, ты не можешь так поступить! Ведь ты не любишь ее. И она не любит тебя!
— Я дал слово. — Голос Бинга был мертвым и пустым, как у идущего на казнь.
— Это жестоко! — бушевала Мелина. — Это омерзительно! Неужели ничего нельзя с этим поделать?
— Ничего, моя дорогая, — покачал головой Бинг. — Я люблю тебя и буду любить до последнего вздоха, но я дал слово и вернусь. И если меня будет ждать Мулай Ибрагим и всадит пулю в сердце, это будет не так ужасно, как жизнь, в которой не будет тебя.
Мелина закрыла глаза. Ей хотелось кричать и плакать, но она понимала, что это бесполезно.
— Теперь нам надо попрощаться, — сказал Бинг, — потому что к утру я уже буду в Марракеше.
Мелина хотела сказать: «Пожалуйста, нет… не уходи», но губы не повиновались ей, и словно в каком-то тяжком сне она почувствовала, как Бинг обнимает ее, и поняла, что это — в последний раз.
Он не стал ее целовать, но просто прижался щекой к ее щеке и сказал так тихо и нежно, что Мелина едва расслышала:
— Прощай, любовь моя… моя единственная.
На несколько секунд они прильнули друг к другу, как испуганные дети в темноте, а потом Бинг разжал руки и сказал сдавленным от муки голосом:
— Ступай. Уходи, пока я могу отпустить тебя.
Мелина, оглушенная, опустошенная, с трудом поднялась на ноги, чувствуя, что еще несколько секунд — и слезы хлынут у нее из глаз, но в тот момент, когда она уже собиралась послушно выйти из комнаты, раздался чей-то голос:
— Месье Уорд, у меня для вас чрезвычайно важные новости.
Мелина и Бинг поспешно повернулись к вошедшему, и Мелина вспомнила, что видела этого молодого человека среди помощников министра.
— Что случилось? — спросил Бинг.
— Мулай Ибрагим мертв.
— Мертв?! — воскликнул Бинг, а Мелина просто лишилась дара речи от изумления. — Но как?
— Насколько мы можем судить, он ехал со скоростью около ста шестидесяти километров в час, когда у него лопнула шина. Мы подозреваем, что в машину стреляли.
— Где это случилось? — уточнил Бинг.
— Неподалеку от деревни Эль-Гуэльб.
Мелина взглянула на Бинга — значит, кузен Ахмеда сдержал свое обещание задержать Мулая Ибрагима.
— Машина несколько раз перевернулась и врезалась в ограждение дороги, — продолжал гость. — Шофера выбросило из автомобиля, он сейчас в больнице. Мулай Ибрагим, по всей видимости, погиб на месте.
В его последних словах прозвучала старательно сдерживаемая радость.
— А теперь я должен найти его превосходительство и рассказать ему добрую весть, — улыбнулся молодой человек. — Кстати, — добавил он, — с Мулаем Ибрагимом ехала какая-то женщина, американка, кажется. В найденном паспорте значилось «миссис Лилет Шустер». Она тоже погибла.
И он вышел, закрыв за собой дверь.
Секунду Мелина и Бинг стояли, глядя друг другу в глаза, а потом вдруг она оказалась в его руках, и он целовал ее так отчаянно, словно они оба только что воскресли из мертвых, и слезы бежали по щекам Мелины, когда она повторяла снова и снова:
— Я люблю тебя! Люблю!
