Во второй понедельник она пожаловалась Брауну, что удалось найти только пшеничную муку с примесью ячменя и ржи, и тот сунул ей в руку несколько продовольственных карточек. Она уже готова была сказать ему «спасибо», но в последний момент опомнилась. За что, собственно, его благодарить? За оккупацию? Девушка понимала: обер-лейтенант ее испытывает. И догадывалась, что с другими булочниками вряд ли обходятся так мягко, как с ней, не говоря уже о карточках, дающих право на получение нескольких дополнительных килограммов муки… То был их с ним секрет, больше похожий на спекулятивную сделку. Но, с другой стороны, глупо отказываться от этих карточек и кормить немецких солдат за счет своих односельчан!
Поэтому понедельников Анжелина ждала с трепетом, и волнение в ее душе нарастало по мере того, как часовая стрелка подбиралась к трем…
Когда звякнул колокольчик, она как раз листала блокнот, куда записывала заказы и количество проданного товара. Не промолвив ни слова, он застыл посреди лавки. Прошло не меньше минуты, но ни он, ни она не нарушили тишины даже вздохом. Ей вдруг подумалось, что от него исходит энергия, которую невозможно не почувствовать. Моментально устыдившись подобных мыслей, Анжелина подняла голову, в душе сожалея, что так легко отдает ему победу. Что ж, сегодня первый раунд противостояния остался за ним… Она вскинула брови, словно бы до этого мгновения не подозревала о его присутствии в лавке, а он поприветствовал ее изысканным поклоном.
— Мадемуазель…
— Здравствуйте, обер-лейтенант. Ваш хлеб готов. Тридцать килограммов.
— Никаких проблем на этой неделе?
— Никаких.
— У вас нет жалоб?
— Если они и есть, то общего порядка.
— И что за жалобы?
— Например, на эту войну. Но, я полагаю, вы не смогли бы прекратить ее в одиночку, даже если бы я вас об этом попросила.
— Совершенно верно. Боюсь, это не в моей власти. И все-таки мне бы хотелось сделать для вас что-то приятное.
Анжелина покраснела, в душе проклиная свою наивность. Теперь он будет думать, будто она пытается ему понравиться!
— Вот ваш хлеб! Можете позвать своих людей. И пожалуйста, не задерживайте меня. У нас еще много работы.
На сей раз пришел его черед удивляться, и она получила от этого огромное удовольствие. Он попрощался, щелкнув каблуками, и открыл входную дверь. В булочную вошли его обычные спутники, Ханс и Эрих.
Выходя на улицу, офицер едва не споткнулся о мальчика, сидевшего на верхней ступеньке порожков, и рассеянно погладил его по голове. Каждая встреча с этой француженкой волновала его все больше. Брауна очаровывала не только красота девушки, но и ее манера смотреть на него, и то сияние, которое, как ему казалось, она излучала. Он попытался представить, как эти нежные черты озаряет искренняя улыбка, и дал себе обещание, что в свой следующий приезд обязательно заставит ее улыбнуться.
Он не заметил, как поморщился от его прикосновения мальчик. Браун его попросту не узнал.
Себастьян поджидал Анжелину, чтобы вместе с ней пойти домой, украдкой наблюдая за мальчишками, игравшими в мяч на площади, — Жан-Жаном, Пьеро, Гаспаром и двумя близнецами Тиссо. Деревенские дети даже не смотрели в его сторону, словно он был невидимым. Посидев еще немного, Себастьян пнул ногой свой рюкзак, и он скатился вниз по ступенькам. Мальчик и сам не смог бы сказать, злит ли его безразличие сверстников или огорчает. Прежде чем усесться на порожках, он дважды медленным шагом обошел площадь в надежде, что его позовут играть. Это было глупо, потому что никто из детей никогда с ним не заговаривал, однако Себастьян надеялся, что однажды случится чудо и найдется кто-то, кто из любопытства или дружелюбия сделает первый шаг. Он отдал бы все свои сокровища, только бы иметь друга, которому можно было бы довериться, рассказать о матери и о Зверюге, поделиться секретами и тем, что он услышал от взрослых о войне. Он никак не мог понять, отчего другие от него шарахаются только потому, что он на них не похож? И с тревогой думал о том, что произойдет, если его запишут в школу. Может, будет еще хуже?
Неожиданно мячик подкатился к самым его ботинкам. Себастьян поднял его с земли и посмотрел на Жан-Жана, который шел забрать мяч. Можно просто попросить взять его в игру… Что может быть проще? Он попытался улыбнуться.
Но подошедший мальчик посмотрел на него сердито и сразу отвел глаза.
Себастьян, передернув плечами, разжал руки. Мяч откатился в сторону. Жан-Жан ругнулся себе под нос, подбежал к мячу и одним ударом отправил его на другой конец площади. Повернувшись к Себастьяну, он выпалил:
— Цыган вонючий!
Зазвенел школьный колокольчик, и детвора сразу забыла об игре. Мальчишки похватали сложенные под деревом портфели и завели хором:
— Цыган вонючий! Цыган вонючий!
Себастьян застыл как вкопанный. Казалось, он даже перестал дышать. Он представил себе, что стоит на берегу горной речки, а перед ним — Зверюга. Ему вдруг так сильно захотелось ее увидеть, что даже в груди заболело. Они с ней были похожи. И его и ее остальные люди просто ненавидели. Мальчик закрыл глаза, чтобы не заплакать.
Анжелина удивилась, увидев его на порожках. Но Себастьян был сегодня такой тихий, поэтому она невольно улыбнулась и не стала ругать его за то, что он пришел за ней в понедельник.
Никто в деревне не должен был узнать, что немец дает ей продовольственные карточки.
Себастьян сидел на своем любимом камне, когда она наконец появилась. Это случилось на следующий день.
Был первый день октября.
После той стычки с мальчишками на деревенской площади Себастьяну было грустно. Ему так хотелось стать для других детей своим, но он не знал, как избавиться от своего «дикарства». Анжелине он не стал рассказывать ни об обидных словах Жан-Жана, ни о душившем его одиночестве, потому что знал — это ее огорчит так же сильно, как огорчает его самого. Она ведь тоже была сиротой, но, наверное, к девочкам все относятся по-другому… Каждый раз, когда он шел в булочную, насмешливые взгляды заставляли его чувствовать себя куда более одиноким, чем тогда, когда он бродил по горным тропам. В такие моменты сердце его сжималось настолько сильно, что Себастьяну начинало казаться, будто у него в груди камень. Чтобы не заплакать, он повторял про себя: все равно все будет так, как ему хочется. Что-нибудь хорошее обязательно произойдет! Он не знал точно, будет ли это связано с его мамой или с одичавшим псом, но свято верил — это произойдет.
В то утро он дождался, пока Сезар уйдет, и отправился в кухню, к Анжелине. Его тарелка с кашей уже стояла на столе. Себастьян понюхал ее и поморщился. От одного вида молочной каши его начинало подташнивать. Но пришлось съесть все до последней ложки, потому что в военное время многие не имели даже этого… Анжелина с задумчивым видом допивала свой кофе. Себастьян хотел что-то у нее спросить, но девушка уже надевала свои сапожки. Он торопливо проглотил остатки каши, чтобы выйти из дому с ней вместе.
