Смех Себастьяна вернул старого пастуха к реальности.
— Ну и лицо у тебя сейчас было, де!
И они пошли домой, туда, где их ждало приятное тепло огня в очаге. Воздух был прохладным и влажным, небо — серым с черными переливами, предвестниками грозы. Тень упала на склоны, исказив очертания гор и смягчив осенние краски земли. Только совсем уж бездушный человек мог не залюбоваться таким великолепным пейзажем. Сезар любил эти суровые места за то, что они не давали людям забыть об их ничтожности. В горах лживость и тщеславие раскрывались сами собой, равно как и трусость.
Войдя в елово-лиственничный лес, они оказались словно бы в пещере, где каждый звук давал приглушенное эхо, — шелест иголок под ногами, потрескивание веток, торопливый шорох пробегающего мимо грызуна. Серый вечерний свет пробивался сквозь хвою тонкими темными нитями, похожими на струи дождя. Поддавшись впечатлению, они вышли из лесу чуть погрустневшие, но глазам их снова предстала величественная панорама гор. Шли они быстро и, судя по всему, вполне могли успеть домой до темноты. На месте, где начиналась тропа Глантьер, Сезар резко остановился и жестом привлек внимание мальчика.
— Слушай!
Из долины доносился рев оленя, хриплый и мощный, и в сумерках он звучал словно туманный горн.
— Это олень, да, де?
— Да. И это значит, пришла осень. Слышишь, как он призывает самку? Крик у него протяжный, грустный, томный, совсем как мелодия влюбленного скрипача, которую он наигрывает сердечной подружке! Он словно бы говорит: «Я — самый красивый, самый сильный, но и самый несчастный из всего оленьего племени, потому что ты меня отвергаешь!»
— А что оленуха ему отвечает?
— Ничего. Просто стоит и ест траву. Но тот крик пробуждает в ней желание, и этого достаточно, чтобы позже на свет появился олененок. А знаешь, как олень себя украшает?
— Нет.
— Он выкатывается в грязи и в собственной моче, чтобы пахнуть покрепче. Оленухам это нравится.
— Фу, гадость какая! — прыснул Себастьян, представляя, что скажет ему сестра, если он придет домой весь в грязи под предлогом, что хочет понравиться девчонкам!
— Для тебя — гадость, а для них это обязательная часть ритуала ухаживания. Вот снова! Слушай!
Крики возобновились, однако стали более отрывистыми и глухими.
— Теперь он кричит не только потому, что хочет покрасоваться перед дамами, но и чтобы напугать других самцов. В таком случае его крик больше похож на вой. Угроза ясна, и молодые олени обойдут его стороной.
— Но кто-то же начнет драться?
— Самые сильные самцы, конечно. И это происходит в каждый сезон гона.
— Почему?
— Потому что, как бы доминантный самец не отгонял остальных, все равно найдется кто-то, кто захочет с ним поспорить.
— И что тогда происходит?
— Они сражаются между собой.
— Это опасно?
— Обычно нет, хотя бои бывают жестокими. Сначала они пытаются запугать друг друга, а если не выходит, начинается драка. И она продолжается долго в случае встречи двух одинаково сильных самцов. Высоко в горах это опаснее, потому что один может сбросить другого вниз. Иногда дело заканчивается поломанными рогами, иногда — открытыми ранами, реже — вспоротым брюхом. Мой отец рассказывал, что однажды нашел два оленьих скелета словно бы переплетенных между собой. Самцы умерли от голода, потому что рога у них перепутались и они не смогли освободиться.
Дед и внук подошли к реке, и Себастьян ускорил шаг из страха, что на пляжике могли остаться какие-то следы. Сезар продолжал рассказывать и как будто бы ничего не заметил.
— Первый бой оленей я наблюдал, когда был такой, как ты. Мы с отцом пошли на охоту и набрели на двух старых доминантных самцов — огромных, с рогами едва ли не с меня размером. Мне тогда казалось — это два великана сражаются между собой. Когда я смотрел на них, то понял, что такое сила, могущественнее которой нет в природе.
— И что это за сила?
— Инстинкт.
— И кто победил?
— Тот, что был опытней в боях. Так объяснил мне отец, потому что я был слишком поражен увиденным, чтобы хоть что-то понимать.
— Де, мне бы тоже хотелось посмотреть! Покажешь? Но только убивать мы их не станем, ладно?
— Конечно не станем! Ни один уважающий себя охотник не станет убивать оленя во время гона. Мы обязательно пойдем и посмотрим… но сначала я управлюсь с этой мерзостью.
— Ты говоришь… о Зверюге?
— Ну да, о том диком псе, о ком же еще?
Чтобы справиться с волнением, Себастьян отвернулся и стал смотреть на долину. Крики оленя донеслись снова — короткие, прерывистые.
— Звучит так, словно у него насморк, правда?
Сезар прислушался и кивнул.
— Думаю, для него нашелся соперник. Но поверь, насморк им не грозит, этим воякам!
— Они сейчас начнут драться?
— Конечно!
— И если один из них погибнет, то выйдет, что он умер ради любви?
Старик тихо засмеялся, но поспешил снова придать лицу серьезное выражение. У этого наивного вопроса явно был подтекст, и он не имел ничего общего с оленьими боями. Ударом посоха Сезар отшвырнул с тропинки камень, покатившийся по склону. Обычно старик такого не делал.
— Животных направляет не любовь, а инстинкт. Старые самцы начинают интересоваться самками только осенью, в сезон размножения. Остальное время они живут сами по себе. Если хочешь пример верности у животных, то лучше посмотри на волков.
— А зачем тогда это все?
— Как это зачем?
— Ну, зачем они убивают друг друга, если не ради любви? Просто чтобы оставить потомство?
— Да, просто поэтому. Потому что инстинкт продолжения рода сильнее всего на свете, даже страха смерти.
— И этот инстинкт заставляет их сражаться?
— Да, потому что инстинктами нельзя управлять. Они заставляют самцов искать абсолютной власти над остальными, а самок — заводить потомство. На равнинных местностях некоторые самцы заводят себе гаремы в несколько десятков оленух и защищают их от других самцов! Можешь мне поверить, когда приходит зима, они уже еле-еле ходят от изнеможения. — Старый пастух захохотал, так ему это показалось смешно.
— Они не хотят делиться?
— Нет конечно! Даже если у них целое стадо оленух.
— Но это же не любовь, правда?
Сезар удивился такой настойчивости. Себастьян пытался что-то для себя уяснить, но тема была довольно-таки опасная. Он представил, что ему потом скажет Анжелина. Он всегда старался отвечать на вопросы внука честно и прямо, поэтому временами не замечал, когда откровенность переходила в грубость.
