Себастьян спрятался за камнем, чтобы его не увидели, и подождал, пока группа пройдет, прежде чем уйти самому.
Так вот почему пес убежал! Он, Себастьян, тут ни при чем! Однако огорчение не исчезло. Ему вдруг захотелось вернуться на несколько минут назад, чтобы успеть погладить собаку и пообещать ей, что они еще обязательно увидятся. Но теперь момент был безвозвратно упущен. А вдруг Зверюга снова станет дикой? Себастьян попытался себя утешить. Им все равно пришлось бы на время разлучиться. Только теперь, когда он оказался на запретной дороге один, Себастьян осознал всю серьезность положения, в которое себя поставил. Сезар наверняка так разволновался, что у него теперь вместо крови чернила… Себастьян знал: это просто поговорка, и он обычно думал так про себя, когда сердил деда или заставлял его тревожиться, хотя, по правде говоря, Сезара она очень мало касалась. Дедушка никогда ничего не писал. Всеми бумагами и документами занималась Лина. Старый пастух твердил, что не хочет больше никаких дел иметь «с этими людишками». Себастьян не понимал, кто такие «эти людишки» и почему при виде любого клочка бумаги с начертанными на нем словами Сезар непременно огорчается.
Чтобы отвлечься, мальчик стал следить глазами за людьми, медленно и неловко карабкавшимися вверх по узенькой тропинке. Вскоре они добрались до участка, где было много обломков скал, и на время скрылись из виду. Между тем время шло. Через два часа начнет смеркаться, и Сезар разволнуется по-настоящему. Хорошо бы, чтобы эти люди поторопились! Конечно, Себастьян мог бы пройти немного по тропе, возле которой спрятался, а потом свернуть и спуститься в долину, но слишком велик был риск, что его может кто-то увидеть. Страшно представить, что будет, если дедушка узнает — он болтался в этих краях!
По мере того как группа приближалась, мальчик уже мог рассмотреть путников лучше. Впереди шел мужчина в одежде горца. Он указывал дорогу мужчине и женщине, которым, если судить по манере их передвижения, раньше в горах бывать не доводилось. И странное дело… Эта пара была в красивой воскресной одежде! Мужчина нес чемодан, а женщина прижимала к груди какой-то сверток. На ногах у нее были изящные туфельки, похожие на те, что Анжелина хранила в шкафу для походов на танцы. Временами мужчине приходилось поддерживать свою спутницу, чтобы она ненароком не вывихнула себе лодыжку. Все трое молчали, и слышался только шорох камней, выкатывающихся у них из-под ног. И вдруг из свертка донесся громкий плач. Себастьян едва не вскрикнул от удивления.
Младенец! Нарядная пара прогуливается в горах с младенцем на руках!
В ту же секунду гид остановился и сделал женщине знак успокоить ребенка. Когда же малыш умолк, он указал на перевал Гран-Дефиле, в сторону Америки. Жест его означал, что им придется преодолеть это препятствие. Он повернулся, намереваясь убедиться, что его спутники все поняли, и с губ Себастьяна снова едва не сорвался возглас изумления. Лицо проводника было ему знакомо. Несмотря на угасающий свет дня и расстояние, он ни с кем бы его не перепутал.
Гийом! Это был доктор Гийом!
— Ты наверняка ошибся! С такого расстояния очень трудно рассмотреть лицо, Себастьян. Но если даже это и в самом деле был доктор, то что в том такого? Никому не запрещено гулять в горах. Ты, например, болтаешься там дни напролет!
— Лина, ты не понимаешь! Я уже взрослый, и там я как дома. А дама была из города, и у нее — маленький ребенок. Кому в голову придет гулять по горам с малышом на руках? Это же опасно!
— Ты — взрослый? Что я слышу! Еще скажи, рассудительный и осторожный! А сам ты забыл, что на этой дороге опасно?
Анжелина громко вздохнула. Лицо ее омрачилось от волнения. Но Себастьян чувствовал, что она чего-то недоговаривает. Может, не хочет его ругать, а может, скрывает от него какой-то секрет… Ему очень хотелось это узнать. Он взял суповые тарелки и расставил их на столе, чтобы хоть немного ее задобрить. Из кастрюли, до сих пор стоявшей на огне, пахло так вкусно, что у него потекли слюнки. Голод становился все мучительнее, однако Себастьян понимал: сейчас Анжелину лучше не торопить. Девушка между тем, посмотрев на него, сказала:
— Если там опасно, то хотелось бы мне знать, как ты сам там оказался, ведь ты обещал весь день помогать дедушке? Мы ведь так решили вчера вечером, верно? А с Гийомом… Это дела взрослых, каждый делает что хочет. И это никого не касается, понимаешь?
— Да, но только…
— Ты хотя бы заходил в овчарню?
Мальчик пристыженно понурил голову.
Когда Себастьян, едва переводя дух, примчался на пастбище, дед, вместо того чтобы накричать на него, просто смерил его равнодушным взглядом, и лицо у него было такое же, как если бы он смотрел на незнакомца суровое, пасмурное. Себастьян со слезами стал извиняться, и тогда дед приказал ему возвращаться домой. Голос у него был ледяным, как вода в горной речке, или даже холоднее. Потом Сезар повернулся и ушел в овчарню, оставив мальчика, застывшего посреди пастбища.
Анжелина ждала ответа. Себастьян попытался максимально приблизиться к правде, но так, чтобы не выдать собаку.
— Заходил, но не утром, а после обеда. И, по-моему, дедушке это не понравилось.
— Не очень умно с твоей стороны, особенно после вчерашнего наказания. И где же тебя носило полдня?
Не дожидаясь ответа, она подошла к очагу и сняла с кастрюли крышку. Себастьян украдкой посмотрел на девушку, чтобы понять, сердится она или нет.
— Нет, так больше нельзя… Он забывает, что ты взрослеешь!
Она нахмурилась и начала перемешивать суп, уставившись перед собой невидящим взглядом.
— Думаешь, это дело серьезное?
— Что? Какое дело? Я говорю о том, что ты целыми днями болтаешься без дела вместо того, чтобы ходить в школу, как другие дети!
— Я не про это! Я про Гийома!
Анжелина вздрогнула от неожиданности. Крышка выпала у нее из пальцев и с раскатистым звуком упала обратно на кастрюлю.
— Глупости! Просто это его дело, и все. Нас это не касается. Каждый занимается своими делами и не лезет в чужие.
— Не сердись, я понял.
— А я и не сержусь.
Она присела и притянула его к себе. Это был необычный жест с ее стороны. Внезапно ощутив усталость во всем теле, Себастьян прижался к ней и вдохнул аромат ее кожи. Он изо всех сил старался не заплакать. Сначала гонка по горам с собакой, потом боши, потом ощущение счастья от того, что теперь он не одинок, затем Гийом и, наконец, молчаливый гнев Сезара… А теперь эти тайны взрослых, которые никогда не хотят ему ничего объяснять! Он позволил старшей сестре утешить себя, но на сердце у него по-прежнему было тяжело. Анжелина тихонько прошептала ему на ухо:
— Ты только не расстраивайся, все это неважно. Сегодня вечером можешь взять две порции сладкого, если хочешь.
— Но ведь дедушка на меня сердится!
— Он не сердится, он просто очень волновался. Как только вернется, беги и поцелуй его. Готова поспорить, он сразу все забудет.
