Марсель откашлялся, выигрывая еще пару минут времени. Обер-лейтенант Браун ожидал объяснений. Вид у его «сторожевых псов», стоявших у двери, был самым жалким. Один, тот, что пониже ростом и потолще, и вовсе грязный, окровавленная рука — на перевязи. Марсель, узнав в нем солдата, который в свое время вытащил из дому старую мать мсье Малара, прикрыл рот ладонью, стараясь спрятать усмешку. Потом он покосился на Сезара, про себя молясь, чтобы старик не вздумал буянить. Он уже пожалел, что согласился его выслушать. Если бы не это, когда явились немцы, он мог бы попросту разыграть изумление, и на том бы все закончилось. Браун посмотрел в ту же сторону, и взгляд его остановился на Себастьяне, которого старый пастух загородил собой.
— Мои люди говорят, будто там, на дороге, был мальчик. Это был ты? — строго спросил он.
Вместо ответа Себастьян понурил голову. Рассерженный молчанием мальчика, Браун повернулся к мэру.
— Ружье разбито, мой ефрейтор ранен и, боюсь, поправится нескоро. Каким образом вы намереваетесь урегулировать эту проблему, мсье Комбаз?
— А какой ответ вы от меня ждете? Себастьян рассказал мне, как все было, за минуту до вашего прихода. Если по горам бродят дикие звери и нападают на людей, то это не моя ответственность! Этот пес уже два месяца, а может, и больше, держит в страхе весь регион! И поймать его невозможно! Еще хочу вам напомнить: вы отобрали у нас огнестрельное оружие, так что занимайтесь этим делом сами…
— Ну разумеется! У меня нет других дел — только выслеживать в горах какую-то там собаку!
Комбаз предпочел промолчать. Если немец хочет кого-то наказать, то он тут точно ни при чем. Но обер-лейтенант, похоже, понял — от мэра ему внятного ответа не добиться, и, не пытаясь скрыть раздражение, снова обратился к мальчику:
— Объясни, что ты делал так высоко в горах один? Неужели хочешь, чтобы этот зверь сожрал тебя?
Себастьян пожал плечами и вопросительно посмотрел на своего деда. Этого крепкого на вид старика с мрачным, решительным лицом Браун видел впервые. Что ж, неудивительно, что мальчишка оказался таким несговорчивым, если у него такой дед… Лицо мальчика показалось ему смутно знакомым, однако он так и не вспомнил, где мог его видеть. Наверное, в каком-то деревенском доме во время обыска.
— Я не услышал ответа на свой вопрос!
— Отвечай обер-лейтенанту, Себастьян! — тихо сказал Сезар, и спокойный тон его, принимая во внимание ситуацию, уже сам по себе прозвучал как вызов.
Мальчик вздрогнул. Взгляд его полыхнул гневом, но это впечатление было так мимолетно, что Браун решил: ему, конечно же, почудилось.
— Вот он (Себастьян указал на Ханса) выстрелил! И промахнулся. А потом Зверюга убежала.
Мальчик обращался к старику, как если бы в комнате кроме них двоих никого не было. Подобное непочтение рассердило Брауна еще сильнее. Немец вздохнул. Ему не приходилось сталкиваться с такими упрямцами, как жители Сен-Мартена! Ярость угадывалась за напускным безразличием этих людей, и глядя на их лица, можно было подумать, что они вытесаны из того же камня, что и их дома.
— Я повторю вопрос, потому что ты, наверное, меня не понял. Чем ты занимался там, в горах?
— Рыбу ловил.
— Да неужели? И где твоя удочка? Мои солдаты никакой удочки не видели. Они мне все подробно рассказали. Хочешь, я у них спрошу?
— Мне не нужна удочка.
Обер-лейтенант посмотрел на Сезара, и тот кивнул, едва заметно улыбнувшись. То был предмет его гордости: он сам научил Себастьяна ловить форель голыми руками, и управлялся мальчишка на удивление ловко.
Себастьян нахмурился, поэтому офицер немного смягчил тон.
— Сколько тебе лет?
— Восемь.
— Восемь лет…
Изобразив недоумение на лице, обер-лейтенант посмотрел на Комбаза. Мэр не сводил глаз с разбитого ружья.
— Господин мэр, скажите, в вашей коммуне дети не посещают школу?
— Конечно, посещают! Все, кроме… кроме Себастьяна. Он… как бы это сказать… немножко диковат, правда, Сезар?
Ответа на вопрос не последовало. В повисшей тишине ироничные слова немца прозвучали жестоко:
— Франция! Мать, породившая столько свобод и… столько тупых голов! Если вы разрешаете детям не посещать школу и пускаете дело… как это у вас называется… ах да, на самотек, стоит ли удивляться, что мы выиграли войну за два месяца, а, мсье Комбаз?
Ответ прозвучал из уст старика, и заключенная в его словах ирония была столь же едкой:
— Зато две предыдущие вы проиграли.
— Сезар, бога ради, помолчи!
Марсель даже покраснел от испуга, но его вмешательство запоздало. Услышав такое оскорбление, Ханс побелел от ярости. Всё, с него хватит! Сначала мальчонка дерзит, теперь еще его старик подпрягся! Забыв о раненой руке на перевязи, он бросился было на Сезара, но Браун остановил его отрывистым:
— Jetzt reichts aber, soldat!
[18]
Комбаз воспользовался моментом, чтобы уладить ситуацию. На сей раз он просил в открытую, уже не боясь, что после этого его назовут подхалимом и вражеским приспешником.
— Прошу, не обращайте на них внимания! Мы найдем эту Зверюгу, мы ее прикончим! Я устрою на нее облаву!
— Знаю я ваши облавы!
Вмешательство мэра, похоже, сделало свое дело. Обер-лейтенант помолчал немного, а потом проговорил ледяным тоном:
— Мне нужно пятьдесят мужчин, ни человеком меньше, или вас ждет наказание. Если у вас столько не наберется, возьмите людей из других деревень.
— Пятьдесят!
— И ни человеком меньше! Все должны быть в сборе завтра утром в восемь. И по немецкому времени, не по французскому!
— Это невозможно! Вы же не знаете горы, нужно поступить по-другому…
— Мсье Комбаз, может, вы и знакомы с местностью лучше меня, но я, в отличие от вас, умею организовывать окружение.
Мэр не стал возражать. Авторитет немца взял верх. Он только спросил робко:
— Но вы же отдадите нам наши карабины? Если мы найдем пса, нам понадобится оружие…
— Решим этот вопрос завтра. В восемь на площади должно быть пятьдесят крепких мужчин в охотничьем обмундировании. Это понятно?
— Будет исполнено.
— Эта тварь искусала моего ефрейтора, и я хочу избавиться от нее раз и навсегда. Это тоже понятно?
— Да.
— Прекрасно. Потому что если вы меня разочаруете, господин мэр…
Кто-то говорил что-то снова и снова, но у Себастьяна никак не получалось сосредоточиться. У него в ушах звучали страшные слова — «облава» и «пятьдесят человек».