Ханс еле стоял на ногах. Он не спал больше сорока часов и переживал самый страшный кошмар в своей жизни. Эти проклятые горы всерьез вознамерились его прикончить. Он умрет здесь с отмороженными ногами и носом! Он слышал, будто холод еще хуже чумы. И только уверенность, что его бросят, если он поддастся слабости, заставляла Ханса передвигать ноги. Он уже успел, сам того не замечая, оставить на тропе свои лыжи, которые только мешали карабкаться вверх по склону. Никто на это не обратил внимания, кроме Краусса, но и у него уже не было сил бороться.
— Не думаю, что меня хватит надолго, — сказал он зло.
— У нас нет выбора. И все это твоя дурацкая идея, Ханс!
— Это не я, это все Браун виноват! А ты еще его уговаривал! Я был пьяный как свинья, он бы меня не послушался, если бы не ты!
— Может, и так, но вот что мы имеем в результате!
— Медали нам точно не получить! Мы находим ему его жидов, и вот что получаем в благодарность! Я никогда ничего такого не хотел! Мы здесь все передохнем!
— Заткнись, Ханс!
Краусс кивком указал на штурмбанфюрера, который направился к ним. Странно, но Штрауб улыбался. Солдаты даже не попытались встать по стойке «смирно», однако он этого и не заметил. Обычно он наказывал и за куда меньшие оплошности. В голосе его звучали победные интонации:
— Они в наших руках! Они прямо перед нами, на расстоянии менее двухсот метров. Будем действовать наверняка: всем перестроиться в шеренгу и двигаться вперед. Мы возьмем их в тиски. Расстояние между людьми — от трех до пяти метров, но вы должны видеть друг друга. Сейчас не время теряться! Выполняйте приказ!
Неожиданная удача вернула солдатам силы. Если командир окажется прав, они наконец-то смогут вернуться в долину и забыть про этот белый ад!
Виллем Штрауб пошел впереди, влекомый нетерпением, а также инстинктом охотника. Видимость была практически нулевая, но теперь это не имело значения: беглецы совсем близко, он, казалось, чувствовал запах их страха. Он доверял своему чутью. Наверное, стоит пристрелить проводника и оставить его труп на леднике, чтобы напугать остальных. Штрауб нервно засмеялся. То была радость безумца, к которой примешивались удовлетворение и жажда крови. Кто-то должен заплатить за эту изнурительную прогулку…
Эйфория командира передалась солдатам. Они шли за ним, выстроившись в шеренгу. Охота на людей… Всем хотелось побыстрее с этим покончить.
А ветер все бесновался, швырял им в лицо ледяную крупу, мешал дышать, кусал за руки. Он нападал словно бы со всех сторон одновременно — с неба и со стороны промерзшего склона, разгонялся и ударялся о людей — жалкие препятствия перед лицом его безграничной мощи. Парадоксально, но это бесконечное кружение создавало иллюзию абсолютной неподвижности или ходьбы на месте. Однако солдаты упрямо шли вперед, повторяя про себя слова Штрауба.
Внезапно снежную бурю пронзил крик испуга и тут же оборвался, а следом за ним и второй. Солдаты замерли на месте, начав инстинктивно искать глазами командира. Штрауб застыл как вкопанный. Когда же он обернулся, лицо его было бледным, словно снега вокруг.
— Перекличка! Быстро!
— Эберхард!
— Дитрих!
— Фойербах!
— Краусс!
— Шульц!
— Вебер!
— Брюннер!
— Кеслер!
— Фукс… Штурмбанфюрер, по-моему, не хватает Глааса и Фогеля! — Голос унтер-офицера Фукса дрожал.
— Это невозможно! Они тут! Черт, ищите их!
Штрауб нашел глазами проводника. Тот стоял в двадцати метрах от него и махал рукой.
— Командир! Они упали! — И баварец указал на мостик над пропастью.
Когда они подошли ближе, стало видно то, что от них скрывал туман: зияющая пропасть, колоссальная черная черта на белоснежном фоне. На свежевыпавшем снегу две параллельных цепочки следов обрывались в эту пустоту. Чуть подальше они увидели другие следы — там прошла группа беглецов. А еще дальше — ледяной выступ, похожий на испорченный зуб.
Штрауб, упав на колени, издал жуткий вопль, который все никак не кончался. Шульц у него за спиной потерял сознание.
7
Как только они прошли через ущелье Бау, буря угомонилась.
Это было похоже на чудо. Полоска молочно-белого света вдруг появилась над тучами, и через них пробился первый луч солнца. Мало-помалу небо прояснялось, стихал ветер. Белль остановилась. Она часто дышала, опустив хвост. Впервые с тех пор, как они отправились в путь, собака подала признаки усталости. Себастьян встал на колени рядом с ней и отвязал веревку.
— Она тебе больше не нужна.
Окинув взглядом окрестности, он увидел камень, о котором говорил Сезар. Глыба напоминала оленя, только надо лбом у него торчали два странных камня, похожих на сосиски. Себастьян с криком сорвался с места, и Эстер, заразившись его энтузиазмом, побежала следом. Взрослые с удивлением смотрели, как дети спускаются по заснеженному склону. Белль весело скакала вокруг мальчика и лаяла. Они переглянулись — усталые, бледные, в присыпанной снегом одежде. Им до сих пор не верилось, что страшное позади. Анжелина нервным смехом прервала это состояние оцепенения:
— Вот мы и на месте! Только подумайте — мы в Швейцарии! Вы спасены! Спасены!
Луиза беззвучно заплакала. Похоже, она еще не до конца понимала, что происходит.
— Эстер… Она вырастет, и все будет хорошо?
Жюль взял руки жены в свои, осторожно снял с них варежки и поднес к губам.
— Конечно, любовь моя. Эстер вырастет, а мы состаримся вместе.
Анжелина из деликатности решила оставить их наедине, но Жюль окликнул ее:
— Это благодаря вам, Анжелина! И если у нас родится еще девочка… мы назовем ее в вашу честь!
Дети взобрались на огромный валун, чтобы полюбоваться долиной, раскинувшейся у их ног. Один только замерзший ручей нарушал сверкающую белизну пейзажа. Петляя, он стремился к небольшому ущелью, потом исчезал под массой голубоватого льда. Местами снег сверкал так ярко, что приходилось щуриться. Высоко в небе закричала хищная птица, и ее тень на мгновение упала на снег.
— Ты такой представлял Америку? — весело спросила Эстер.
— Это не Америка. Это Швейцария. Ты была права.
— Какая разница, правда ведь?
— Правда. Даже хорошо, что ты будешь недалеко. Однажды я приду к тебе в гости.
— Обещаешь?
— Чтоб мне лопнуть!
Они пришли в условленное место, запоздав на двенадцать часов. Высокогорное убежище находилось за перевалом Гран-Дефиле, но со швейцарской стороны. В хижине нашлись дрова, джутовый мешок со сладким бататом и миска свежего молока. Все это, очевидно, предназначалось беглецам. Человек, который должен был их встретить, судя по всему, устал ждать и ушел, но догадался оставить им немного еды. Теперь можно было поесть и, главное, развести костер!
