– Молодец, хлопчик, – сказал Малюжкин. – Так держать.
Он дал ему ириску и позвонил в органы.
Когда руководство детского садика сменили, встал вопрос, принимать ли мальчика Ложкина в пионеры сейчас или погодить до положенного возраста. Приняли, написали о том в журнале «Пионер», и так возникло движение ложкинцев под лозунгом «Скажи суровую правду!».
Когда все ложкинцы сказали друг о друге суровую правду, движение истощилось.
Потом Ложкин пошел в школу.
Ходил он туда редко, потому что искал шпионов и вредителей. Их тогда в стране развелось немало.
Репутация у Ложкина была такая боевая, что, когда он приходил в школу, школа пустела. Кто не успел уйти через дверь, выбрасывались через задние окна.
Порой и улицы пустели, когда по ним проходил пионер Ложкин.
Особенно когда коммунист Эрнст Тельман прислал ему барабан и палочки.
Учиться дальше Ложкин не смог, потому что трудился на выборных должностях. Но и там он большой карьеры не сделал, так как им руководила страсть к совершенству, выражавшаяся в графоманском зуде. Каждый день он писал очередной опус – клеветническое жизнеописание того или иного своего коллеги или соседа. Ему долгое время верили, придуманные заговоры пресекали, заговорщиков карали и, может быть, покарали бы весь город, если бы в один прекрасный день Ложкин не написал совершенно обоснованный донос на самого себя, в конце которого призвал всех сотрудников правоохранительных органов заняться собственными преступлениями.
Заключать под стражу Ложкина не стали, но перевели на творческую работу. Его назначили детским писателем.
Так в Великом Гусляре появился первый сказочник.
В конце тридцатых годов Ложкин выпустил первый сборник переосмысленных в духе марксизма и современной политической обстановки народных и волшебных сказок. Тираж сборника был невелик и весь вскоре исчез, но одна из сказок затерялась в письменном столе писателя, и вот теперь, готовя к изданию собрание своих сочинений, Ложкин эту сказку обнаружил.
И перечитал.
Сказка называлась…
Подвиг красной косынки
Мама сказала Карине Пионеровой, ученице седьмого класса, отличнице и общественнице:
– Отправляйся на шестой перегон и отнеси бабушке Лукерье Сидоровне пирожок с капустой и последний номер газеты «Гуслярское знамя» со стенографическим отчетом о чистке рядов партийной организации нашего района.
– Как только я завершу приготовление уроков, – ответила Карина, – я немедленно выполню твою просьбу, мама моя.
– Не задерживайся и возвращайся домой до темноты, – предупредила мама. – Есть сведения, что в наших краях появились вражеские диверсанты.
– Разумеется, мама моя, – ответила Карина.
– Если бабушке понадобятся лекарства или неотложная медицинская помощь, запиши все подробно и по возвращении домой предоставь мне подробный отчет, – попросила мама.
И она повязала на голову любимой дочке красную пионерскую косынку.
Повторяя мысленно мамино товарищеское напутствие, Карина пошла через колхозные поля гречихи, миновала свиноферму имени XI партсъезда и углубилась в лес.
В лесу было мрачновато, но Карина преодолела пессимистические настроения и запела пионерскую песню «По долинам и по взгорьям».
Дверь в будку стрелочницы Лукерьи Сидоровны была подозрительно приоткрыта.
На койке вместо больной бабушки лежал здоровый диверсант, умело замаскированный под стрелочницу. Но Карина сразу разгадала маскировку и начала задавать вопросы.
– Бабушка-бабушка, – спросила она, – а почему у тебя такие большие уши?
– Пирожки принесла? – спросил диверсант Ганс Мессершмидт, который проголодался, пробираясь в наш тыл.
– А почему у тебя, бабушка, – спросила пионерка, – такой большой нос?
– Чтоб вынюхивать измену и строчить на всех донос, вот зачем шпиону нос, – ответил диверсант. – Принесла ли ты мне свежий номер газеты «Гуслярское знамя» с отчетом о партийном собрании нашего района?
Диверсант конечно же выдал себя. Откуда ему было известно о партийном собрании?
Пионерку так просто не проведешь.
– Почему у тебя такие большие стальные зубы? – спросила она.
И тут диверсант проговорился.
– Чтобы перекусывать проволоку на границе, – прошептал он.
– Нам все ясно, – сказала девочка. – А зачем тебе, бабушка, такие большие очки?
– Это не очки, а фотоаппараты, – признался диверсант, – чтобы делать снимки секретных предприятий и оборонных заводов.
– Ты разоблачена, бабушка, – сказала пионерка Красная Косынка. – Признавайся, где у тебя пистолет – под одеялом или под подушкой?
– Ну уж нет! – зарычал диверсант. – Не жить тебе на свете, как и твоей покойной бабушке, которую мне не удалось завербовать, несмотря на то что я предлагал ей крупные суммы денег, а также отдельную квартиру в областном центре.
– Ты замучил бабушку? – ахнула Карина.
– Это было бы слишком гуманно, – расхохотался диверсант. – Я привязал твою бабушку к рельсам на перегоне. И уже слышно мне, как стучат по рельсам колеса скорого поезда, который везет на Дальний Восток комсомольцев сталинского призыва, чтобы воевать на озере Хасан и защищать ваши дальневосточные рубежи от фашистских союзников – японских милитаристов. Бабушку разрежет пополам, а поезд сойдет с рельсов. Ха-ха-ха!
Зловещий хохот матерого преступника, бывшего белогвардейца и помещика, потряс сторожку.
– Этому не бывать! – воскликнула Красная Косынка и бросилась прочь.
Она выскочила на насыпь и побежала по шпалам навстречу скорому поезду, который шел на Восток.
Вот она уже поравнялась с бабушкой, которая была привязана к рельсам.
– Не отвязывай меня, Кариночка, – из последних сил прошептала бабушка. – Пускай я погибну, а ты маши, маши красной косынкой, зови на помощь краснокрылые самолеты и броневые машины танков. И пусть из моего старого погибшего тела вырастут алые маки и красные гвоздики.
Но тут к Карине подбежал комсомолец Миша Каганович, вырвал из ее руки красную косынку и стал махать ею, привлекая внимание машиниста. Карина же развязала бабушку и стащила ее с насыпи.
Они были спасены.
А вот Миша Каганович спастись не успел.
Его разрезало пополам колесами скорого поезда.
Погибшего комсомольца посмертно приняли в почетные пионеры первой гуслярской неполной средней школы.
Когда Миша Каганович испустил последний вздох, сзади донесся страшный вой. Это советские чекисты взяли с поличным диверсанта в бабушкиной шкуре.
Не удалась империалистическая провокация!
