– Сколько придется платить? – спросил Корнелий Удалов.
– По бартеру, – ответил Мощин. – Все утрясено. Город не потеряет ни копейки.
Неунывных умчался на своем мерседесе на базу благоустройства. Оттуда он взял курс в свои края. За мерседесом следовали два грузовика и три снегоуборочных комбайна, которые он получил по бартеру как предоплату за «Розочку».
В Великом Гусляре началась цивилизованная жизнь. Как в Москве.
При трескучих морозах его жители брели по черным лужам, хлюпали по черной жирной грязи, машины разбрызгивали грязь по стенам домов, вечерами женщины старались отстирать засоленные брюки и ботинки, а шоферы соскребали с машин белый жгучий налет… Было куплено вдоволь кумача на украшение улиц.
Профессор Минц пришел к Мощину в начале декабря, когда до юбилея оставались считаные недели. Мощину не хотелось видеть надоедливого профессора, добра от этой встречи он не ждал, к тому же он спешил: пора было выкупать красный кирпич для завершения строительства замка. Благо Глебушка привез вчера две сотни баксов.
– Ну что у вас, мой дорогой человечище? – спросил Мощин, поправляя очки, которые все сползали на кончик острого носа, удивительно выдававшегося на совершенно круглом и даже пухлом лице.
– Я подсчитал возможные последствия, – сказал Минц. – Это может плохо кончиться для города.
– Лишнее, лишнее, вот это лишнее. Не советую слушать злопыхателей. Наверное, опять Корнелий Иванович Удалов под меня копает?
– Вы хоть состав этой «Розочки» установили?
– Одобрено. Одобрено Ассоциацией фармакологов, мне лично даны гарантии, – сказал Мощин.
– При контакте ног с солью «Розочки» могут начаться процессы деформации, – сказал Минц. – Дыхание сопровождается…
– Ах, спрячьте свою записную книжку, дорогой мой дружище, – сказал Мощин. – И покиньте мой кабинет. Вы хотите возмущения? Народ вас не поддержит. Раньше мы как жили? Ходили и скользили. А теперь где ваши дворники? На заслуженном отдыхе.
– Вы тоже не застрахованы, – сказал Минц. – Ваши поставщики везут в Гусляр отходы завода «Льизифосгенпроект-13 имени Клары Цеткин».
Мощин заткнул уши указательными пальцами и стал топать ногами, чтобы не слышать проклятого профессора.
Не могут футурологи предсказать главную опасность. Даже Нострадамус им не помощник. Он ведь что написал в шестьсот тридцатом катрене:
В конце рокового столетия
В стране гипербореев
Город от имени крупной птицы
Будет поражен проклятием подобно столице.
Каждому ясно, что страна гипербореев – Российская Федерация, а крупная птица – гусь.
После обеда главгор Мощин велел шоферу ехать на строительство объекта номер один – своей дачи. Он ехал и думал, что дачу надо завершить до юбилея. «Пригласим из Москвы какого-нибудь великого скульптора, чтобы поставил монумент. Все равно какой. А на даче будет большой банкет – руководители области отведают наших осетров».
Машина неслась по улицам, разбрызгивая черную грязь. Прохожие жались к стенам. Стоял жгучий мороз, у центрального супермаркета мерзла очередь за резиновыми сапогами. Детей выпускали на улицы только в марлевых повязках. Поперек улицы рабочие растягивали транспарант: «Слава нашему городу на пути к тысячелетию!». Второй плакат Мощину попался на выезде из Гусляра: «Экология должна быть экологичной!».
– Вот именно, – сказал Мощин. – Так держать!
– Вы ко мне? – спросил шофер.
– Я с собой беседовал, – ответил Мощин.
– Это правильно, – согласился шофер. – Всегда лучше с умным человеком поговорить. У меня к вам просьба, Леонид Борисович. Когда будете снова с собой разговаривать, спросите, когда будем новый кар получать?
– А чем тебе наш скромный «ауди» не подходит, Трофимыч? – удивился Мощин.
– Беспокоит меня состояние его днища, – сказал шофер.
– Отчего же?
– От этой грязи! От «Розочки», блин.
– Не надо бы тебе слушать бабские сплетни, – сказал Мощин.
Машина съехала с шоссе и пошла, слегка подпрыгивая, по дорожке, что вела к стройке века. Пока еще здесь не было покрытия.
Вот и показался впереди возведенный до третьего этажа замок – личная резиденция Леонида Борисовича.
Машина съехала с пригорка, в ней что-то треснуло, и днище ее отвалилось. К счастью, скорость была невелика, и, отваливаясь вместе с днищем, шофер успел тормознуть.
Мощин рассердился на шофера, на машину и на интриги.
Он вылез и пошел дальше пешком по снегу, а шофер вел машину сзади, держась за руль и перебирая ногами.
Дальнейшая судьба главгора складывалась драматично.
Отдав деньги за кирпичи, Мощин оставил шофера с машиной, а сам побрел обратно к шоссе, чтобы там проголосовать и вернуться в город.
Время было к вечеру, пятница, ни одной машины к городу не встретилось, а те, что встретились, не остановились.
Только к шести часам вечера (вы представляете, в каком состоянии?) Леонид Борисович вступил в Гусляр, который уже издали дал о себе знать легким запахом тления, испускаемого «Розочкой». Над городом царил мир. Кое-где в окнах мерцало голубым – работали телевизоры. По мере продвижения руководителя к центру города глубина грязи увеличивалась. Одно дело ездить по Гусляру на персональной машине, другое – оказаться в положении пошлого пешехода.
Мощин был зол на фирму «Ауди», которая выпускает такие негодные автомобили, на глупого шофера, на черную грязь, на плохое освещение на улицах, на машины, которые, проезжая, обдавали его черной грязью, на молодежь, которая не уступает дороги, на жену, которая не ждет его обедать…
Жена не ждала его обедать. У жены было горе.
Она ждала мужа, чтобы поделиться с ним.
– Герасима Ксюша привезла, – заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. – С утра доктора надо вызывать.
– Что еще? – Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.
– Сказать нельзя, – ответила жена. – У них в садике эпидемия, но такая страшная, что даже нельзя сообщить.
– Опять бабские сплетни, – сказал Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. – Покормила бы…
– Ты что не разуваешься? – закричала вслед мужу Мощина. – Мне опять за тобой подмывать. По колени промок!
На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.
– Это что еще за мода? – спросил Мощин, стягивая мокрый ботинок. – Сейчас же сними.
Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, закостенела от мокрого холода нога.
– А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, – сказал Герасик.
