– Я все равно ничего не понимаю!
– Скажи, ты иногда выпиваешь? – спросил кузнечик.
– Только за компанию.
– А космонавт Петр Гедике во сне разговаривает?
– Представления не имею.
– А профессор Минц воспоминания не начал писать?
– Вроде что-то такое…
– А инопланетная невеста будет держать язык за зубами?
– К чему ты клонишь?
– Компьютеры подсчитали, что кто-то из вас обязательно проговорится. И довольно скоро. И тогда секрет минимизированного космического полета выплывет наружу. И будет громадный ущерб престижу России. Хуже, чем если бы и не начинали.
– Нет, – заявил Удалов. – Президент этого не допустит!
– Президент уже три дня как в отпуске, – сказал кузнечик. – Президенту сообщат неприятные новости – через три дня. Так-то и так – героически погиб твой друг Удалов. Всплакнет Президент, велит бюсты поставить на родинах героев, а потом подумает – ну так и к лучшему…
– Как нас уничтожат? – Удалов вдруг поверил кузнечику и ужаснулся.
– На подлете. Ракетой собьют. К тому же должен тебе сказать, что деньги, которые на полномасштабную экспедицию выделили, треть годового бюджета, – уже разворовали.
– Куда же они делись?
– В основном они направлены на улучшение жилищных условий администрации Президента и его управления делами… Ну сам понимаешь, каждому хочется квартиру с подземным гаражом и бассейн в Барвихе.
– Нет, я не могу поверить! Я отказываюсь поверить!
– Кое-что ушло в швейцарские банки…
– Нет, нет, нет!
– Можешь послушать на досуге запись переговоров о вашей ликвидации. – Тори протянул Удалову кассету.
Удалов отвел его руку.
– Не надо, – сказал он упавшим голосом. – Только разум мой отказывается поверить…
– Надо верить, – возразил Тори. – Нет ничего невозможного в вашей стране.
Удалов собрал товарищей по полету. Он боялся, что они поднимут его на смех, обвинят в трусости или даже в отсутствии патриотизма.
Но космические путешествия делают людей мудрыми.
Выслушав удаловскую информацию, помолчали.
Петр Гедике крепко сжал руку невесте. Она прильнула к нему, как лиана к дубу.
– А что, блин? – задал риторический вопрос космонавт Иванов.
– Мне грустно признавать такой вариант, – сказал Минц, посчитав в уме вероятность предательства, – но все к этому шло, и только такой доверчивый старый дурак, как я, умудрился не предусмотреть самой простой возможности.
– Звони папе, – обратился Петр Гедике к своей невесте, – скажи старику, что я согласен на яхту.
Невеста Гругена счастливо засмеялась, а потом кинулась к телефону.
Космонавт Иванов, как человек военный, вдруг сказал целую речь:
– Корабль, блин, запускаем в режим автоматического полета. В сторону Земли, но, соответственно, без экипажа.
– А экипаж? – спросил Удалов, который знал ответ, но хотел получить подтверждение.
– А экипаж в составе Петра Гедике и меня остается на постоянное жительство на планете Столоки, учитывая удовлетворительные жилищные условия.
– Правильно, – сказал Минц. – Пускай наше славное космическое ПВО сбивает пустой кораблик. Нам не жалко.
На прощание все вместе пошли в ресторан «Жареный индюк», пели песни, клялись в вечной дружбе, хмельной Тори приставал к официанткам, повар набил ему физиономию.
На следующий день расстались.
Космонавты остались на Столоки, а консультантов, которым так далеко от дома оставаться не хотелось, Тори на своей служебной тарелочке отвез на Землю.
Они успешно миновали космические заслоны и опустились на опушке леса у Великого Гусляра.
– А может, передумаете? – спросил на прощание Тори.
Минц сделал укол себе, Удалову, а Тори пока остался малюткой.
Пока они увеличивались, Тори продолжал:
– Боюсь, что они пронюхают о вашем возвращении и пошлют сюда киндеров.
– Киллеров, – поправил его Удалов.
– Не бойтесь, – возразил Минц. – Не будет никто на нас пулю тратить. Формально мы никуда, кроме как на рыбалку, из города не уезжали. И за пределы Солнечной системы не вылетали. Нас же нет в списке космонавтов – ни живых, ни погибших.
– Мое дело предупредить, – сказал Тори и улетел в Галактический центр.
А Минц с Удаловым пошли к автобусной остановке – им еще надо было минут двадцать ехать до Пушкинской улицы.
Клин клином
Петро Поганини унаследовал однокомнатную квартиру после смерти своей бабушки Василисы Феоктистовны Поганкиной в двухэтажном кирпичном доме на улице Пушкинской у ее слияния с улицей Советской.
Наследство было кстати, так как квартиру в Виннице ему пришлось оставить второй жене Одарке, а полученную от Союза истинно русских писателей мансарду в Москве не удалось оттяпать у третьей и неблагодарной жены Валерии. Обнаружилось, что звездочке российской массовой литературы придется ночевать на вокзалах, так как приятелям и любовницам он надоел настолько, что даже даровая бутылка «Гжелки», с которой он приходил на ночевку, их с ним не примиряла. Все равно сам все выпьет, а потом будет приставать к дочке хозяина или хозяйке дома, бить посуду и кричать, что он Толстого читал, но Толстой ему не показался.
С деньгами тоже было неладно, потому что за «Схватку в районе Сатурна» и «Любовницу робота» так и не заплатили.
Вот в этот период кризиса и душевного безденежья померла бабушка Василиса, которую Поганини с детства не видел, и он поехал в Великий Гусляр в надежде продать квартиру за приличные доллары и приобрести на них жилплощадь в Москве.
Петро вступил во владение квартирой жилой площадью восемнадцать метров и расклеил объявления. Больше тридцати долларов ему за нее не предложили, да и то с условием, что он починит текущую крышу.
Петро не нашел ничего лучшего, как влюбиться в Дарью Гофф, дочь заведующего ветеринарной аптекой, а когда отступать было некуда, женился на этой женщине и понял, что следующий этап его жизни и творчества будет неизбежно связан с городком Великий Гусляр. Но ведь и на малых делянках вырастают колоссальные арбузы!
Утром Петро Поганини надевал по погоде шлепанцы или валенки и шел в молочную и за солеными огурцами. Первое для Даши, которой он подавал кофий в постель, второе для себя – чтобы прочистить мозги перед посадкой за рабочий стол.
Пожалуй, больше о Петре Поганкине ничего не скажешь. Сидит, работает, выпивает, кушает огурцы, пишет роман. Ни пользы, ни вреда от него нет.
А тем временем в Великом Гусляре начали происходить события.
