Она откровенно рассказала, как совсем недавно застала мужа в объятиях его сотрудницы. Это Кириллу многое объяснило. Ее муж был изрядно пьян, но разве это что-то меняло? Затем она поведала, что в их отношениях почти не бывало нежности. Когда она была девочкой, ей импонировала избыточная агрессивность избранника. Но с некоторых пор осталась лишь нахрапистость, подстегиваемая нацеленностью на успех в карьере. Особенно тошно ей было играть в благополучие, в которое верят их родители, сотрудники на работе, приятели. Наконец, Леся поразила его тем, что хоть и оказалась в тупике, но хотела учиться, получить со временем независимость и тогда… может быть, оставить мужа. Лантаров был потрясен. Он расспрашивал ее больше из любопытства, но, давая девушке выговориться, невольно создавал и ту эмоциональную отдушину, которой она так жаждала. Ради которой, – не исключено, – и смирилась с необходимостью близости с ним, человеком черствым и циничным…
Леся упорно не принимала от него подарков. Говорила – из опасения, что муж догадается. Лантаров догадался: она боялась, чтобы он не подумал, будто подарки каким-то образом связаны с их близостью. Напротив, она твердила, что самое ценное в их знакомстве – душевное общение, разговоры. Втайне Лантаров даже посмеивался над этим. То был чужой мир, и он лишь позволял ей выговориться.
С некоторых пор его стало несказанно бесить, что Леся всегда с отчаянным всплеском рук реагировала на телефонный вызов мужа – мелодия пробивала ее, как стрела, как разрывная пуля. Даже конспиративная Вероника не отрывалась от сладострастного момента и перезванивала позже, выдумывая всяческие истории на тему: почему она пропустила звонок мужа. В случае же с сентиментальной Лесей Лантарова эта неумолимая власть мужа на расстоянии над ней, несчастной, выводила его из себя, и он уходил в другую комнату, чтобы не слышать ее заискивающего, виноватого тона.
Но при всей внутренней очерствелости своей натуры, при всем развитом в себе цинизме Лантаров не мог не почувствовать, что эта податливая девочка что-то растопила в его затвердевшей душе.
5
– У меня для тебя две новости: хорошая и плохая. С какой начинать?
Шура был наполнен неиссякаемым оптимизмом, как раздувшийся воздушный шар гелием. Лантарову импонировало, что этот не совсем понятный ему человек всегда, в отличие от медперсонала и самих больных, разговаривал с ним как с абсолютно здоровым человеком.
– Да с любой. Тут всякая новость – великое событие.
Лантаров смотрел на Шуру, как мальчик на сказочного Деда Мороза, принесшего подарки. На плече у гостя висела старомодная сумка из потрескавшейся от времени кожи. На этот раз Шура был уже без палочки, и поэтому казался статным, отменно сложенным, осанистым. Появление его было подобно появлению солнца среди тяжелых грозовых туч.
– Тогда смотри, – и с этими словами Шура торжественно вытащил из нагрудного кармана под курткой паспорт, – это твой. Так что ты теперь – полноценный гражданин. Можно сказать, начинается новый отсчет твоего материализованного мира. И это очень здорово, потому что с документами возни было много…
– Откуда это? – Лантаров с удивлением вертел в руках маленькую книжечку с синей обложкой – вещественное доказательство того, что он когда-то жил, имея минимальный пакет забот.
Лицо Шуры приобрело сосредоточенность. Опустив сумку на стул, он привычным движением расправил плечи.
– Значит так, ездил я по указанному тобой адресу. Так вот, там живет молодая семья. Но квартира действительно та, что ты снимал. Узнав у ребят телефон хозяйки, я созвонился с ней и встретился. Рассказал, что ты в больнице. Я, кстати, назвался твоим дядей, так что имей в виду. Вообще-то баба странная: паспорт согласилась отдать, а вот по поводу вещей категорически заявила, что отдаст только лично тебе.
– Да она просто денег хочет, – сказал Лантаров, открывая документ.
«Зачем он так для меня старается? Кто я ему? Случайный сосед, койка которого оказалась рядом…» – думал он, с грустью разглядывая свою фотографию в паспорте. Оттуда на него смотрело лицо какого-то взбалмошного юнца, кажущегося малознакомым. И хотя взгляд на фотографии был преувеличенно наглый, он-то прекрасно знал, что в те времена был пустышкой, начиненной тревогой и беспокойством. За его деланой воинственностью на фото тогда скрывался ранимый юноша, который барахтался в большом городе в поисках себя. Ему казалось, что он вроде бы нашел себя, нащупал. И вот теперь снова потерялся. Или, может, он никогда и не приближался к своему истинному «Я»?
– По поводу вещей не унывай, – провозгласил Шура, увидев внезапный налет печали на его лице.
Взглянув на светлое, свежее лицо Шуры, он невольно улыбнулся – невозможно было не улыбаться в ответ на открытую, задорную и вместе с тем неизбывно одухотворенную улыбку Шуры. За этой улыбкой, как и всеми его жестами, угадывалась та редкая осмысленность, которой лишено большинство людей.
– Шура, спасибо! – поблагодарил он искренне и ощутил горячую радость в груди.
– Но это еще не все. Тебя очень настойчиво разыскивал какой-то мужчина лет пятидесяти – так сказала квартирная хозяйка. – Шура выдержал небольшую паузу, словно ожидая какой-то особой реакции собеседника, помимо смеси из любопытства и удивления. Но Лантаров лишь смотрел на него широко раскрытыми глазами. Мысленно он перетасовывал лица – ничего путного не приходило ему в голову.
– Понятия не имею, кто бы это мог быть. Может, мамашин хахаль новый – она любит их менять. Но он хотя бы телефон оставил?..
– Да в том-то и дело, что оставил. Да квартирная хозяйка эта – клуша… Или просто ей никакого дела до тебя нет… Короче, потеряла она где-то эту бумажонку.
– Эта ушлая баба ничего не теряет, – с неприязнью высказался Лантаров.
– Но это не важно. Я почему-то думаю, что это как-то связано с твоей матерью. Так что подумай, может, стоило бы навести мосты с ней… Но это ты сам решишь.
Лантаров с нарастающим раздражением напряженно глядел в угол палаты.
– Шура, матери бывают разные…
– Я знаю.
Спокойный и одновременно многозначительный ответ разозлил Лантарова. «Да что ты вообще можешь знать о моей матери?!» Но говорить об этом не было никакого смысла.
На несколько мгновений в палате повисла досадная пауза.
– Слушай, у меня для тебя еще кое-что есть. Маленький презент от Евсеевны.
С этими словами Шура извлек из сумки небольшую баночку. Кирилл повертел ее, глядя с явным недоумением. На этикетке была надпись: «МЕДОВА СУМІШ. Засіб для підвищення імунітету». Затем опять посмотрел на Шуру, который в это время вытаскивал из сумки еще и пакет с яблоками.
– Что это?
– Это – бомба! – Шура пристроил яблоки на тумбочке. – Евсеевна этим давно занимается – средство проверенное. Это смесь в специальных пропорциях – меда, цветочной пыльцы и личинкового молочка. По чайной ложке утром и вечером – и будешь радоваться жизни.
