Так Алексей сидел несколько часов подряд, шалея от счастья и лишь изредка выныривая из мира грез и впечатлений в мир реальный. Он поднимал глаза, дабы удостовериться, что умиротворяющая тишина, пышная растительность на подоконниках, бежевая полупрозрачная штора на ближайшем окне, легко колеблющаяся от заглянувшего в приоткрытую форточку ветерка, не сон. Изредка он бросал взгляды на таинственно меняющихся, немногочисленных читателей и высушенную, будто из гербария, маленькую библиотекаршу, вечно копошащуюся у возвышающихся над монументальными колоннами полок с книгами. Она постоянно забывала там свои несуразные, как у сказочной черепахи Тортиллы, очки, и это выглядело настолько забавно, что пару раз Алексей даже улыбнулся. Один раз во время такого невольного обзора, сопровождающего осмысливание прочитанного, его глаза внезапно наткнулись на стройный силуэт у стойки администратора, который показался знакомым. Видение возникло так неожиданно и близко, что у Алексея внезапно свело скулы. Нет, он не мог ошибиться: это были те самые по-детски пухленькие щечки, та самая мальчишеская челка и те самые бойкие подвижные глаза. Алексей оторопел и некоторое время не сводил завороженого взгляда с девушки. Она же преспокойно взяла какие-то книжечки – а ведь не заметить курсанта, белой вороной сидящего в полупустом зале библиотеки, было невозможно – и уселась с ними где-то впереди и несколько сбоку от него. С этого момента Алексей уже не мог сосредоточиться на чтении, а лишь незаметно пожирал глазами не скрытый блузой кусочек оливковой шеи и выстриженный затылок, думая о том, что теперь-то уж он не упустит случая познакомиться. Больше всего он боялся разочарования, но все же решил действовать безотлагательно, то есть как будущий командир. Потому, когда через час с небольшим она поднялась, чтобы сдать книги, Алексей легкой, неслышной походкой охотника ринулся из своей засады к администратору. Он напустил на себя выражение благородного спокойствия, хотя внутри его сердце клокотало от окаянного страха. Но вот он уже оказался настолько близко, что мог разглядеть мягкий шелковистый пушок на ее смуглой коже. Вот он уже чувствовал дурманящий запах ее девичьего тела, свежего, мягкого и смятенного, в своей слабости и женственной первозданности более сильного, чем самый утонченный парфюм… У Алексея голова пошла кругом, его решимость стала испаряться, как вода в кипящем чайнике. Чтобы прийти в себя, он сосредоточил взгляд на корешках книг – то были стихи Есенина и критическая литература о самом выдающемся пиите Рязанской губернии. Но если глаза юноши призывали на помощь мозг, чтобы преодолеть книжные буреломы, то его ноздри против воли жадно и нервно вбирали ее запах – молочно-медовый, как ему чудилось. И вдруг, увидев приближающиеся, неестественно увеличенные линзами очков, глаза библиотекарши, Алексей срочно перешел в наступление.
– А я думал, пловчихи только про плаванье читают, – сказал он, вдруг испугавшись собственного голоса, ножом разрезавшего целомудренную тишину этого заведения. И подумал, что действует слишком неуклюже, с бросающейся в глаза неловкостью. Мысленно он уже проклинал себя за оплошность. Но дело было сделано, и она обернулась к нему, а Алексей, в свою очередь, посмотрел ей в глаза. Там он нашел целый спектр быстро меняющихся эмоций: удивление, настороженность, мимолетное колебание. Наконец дружелюбные искорки приветливо посыпались из них. За это мгновение Алексей пережил вечность; ему казалось, что кто-то свыше решает его судьбу.
– Не только… Еще любят хорошие стихи, – сказала она, выдержав его взгляд. И сказала так многообещающе, словно они уже были знакомы, тем самым она словно призналась, что в бассейне его, по крайней мере, отличала от десятка других утренних посетителей, и, конечно, Алексей расценил это как добрый знак.
Обнадеженный курсант уже открыл рот, чтобы продолжить разговор, но тут библиотекарша, строго вскинув брови, сухо осведомилась у нее о чем-то. И девушка, знакомство с которой уже почти состоялось, вынужденно отвернулась, а затем, вежливо кинув этой карге в очках «До свидания», направилась к выходу. Не сказав ему ни слова! Пока она удалялась, на его вытянувшемся лице за несколько секунд отобразились все танталовы муки. Как же Алексей ненавидел в эти мгновения библиотекаршу! И с каким насупленным и злобным видом он дожидался, пока это медлительное создание поставит свою никчемную закорючку на таком же никчемном формуляре, чтобы почти прорычать ей на ухо свое презрительно-осуждающее «До свидания» и кинуться вдогонку за прелестницей.
Алексей стремглав выскочил на улицу. В обе стороны от крыльца двигались равнодушные прохожие. Их невозмутимость и отстраненность в этот момент сводили его с ума. Куда бежать, где теперь искать ее?! Машинально нахлобучив на голову фуражку и впервые после поступления в училище не проверив машинальным движением руки на ощупь, все ли застегнуты пуговицы на кителе и на месте ли кокарда фуражки, он рванулся в одну сторону, но, преодолев с невероятной быстротой шагов двадцать, тут же передумал и, сам не зная почему, избрал противоположное направление. Неужели он ее потеряет? Форменный идиотизм! От безнадежности судорога молнией пролетела вдоль тела, оставив холодный след внутри. Когда же он снова поравнялся с массивным крыльцом библиотеки, от неожиданности выпучил глаза: девушка, как ни в чем не бывало, только выходила из здания. В голову ему ударила буйная волна стыда: она видела его мечущимся, явно ищущим ее. Ему стало нехорошо от этой мысли. А вдруг она стояла и наблюдала за ним – вот живой комикс! Как все глупо и бездарно! Ну и пусть! Пусть знает, что он именно ее ищет. Так даже лучше. И после этого самопрограммирующего решения он вдруг собрался, стал смелее, напористее. Как хищник, крадущаяся поступь которого выдает его планы, он уже не скрывал свой замысел. «Ввяжемся в бой, а дальше посмотрим», – по-военному приказал он сам себе.
– О-о-о, – протянул Алексей, от неожиданности теряя слова и стараясь выхватить их из воздуха, как выброшенная на берег рыба, – я был уверен, что мы еще увидимся. Я хотел… кое о чем спросить…
– О чем же? – она слегка улыбалась. Не то смеясь над его незадачливостью, не то ободряя. Но отступать было некуда, да и невозможно.
– О твоем плавании и о… Есенине. Но, для начала, о твоем имени.
«Черт, не то сказал. Ну и балбес же я! Ну да ладно…» – пронеслось в голове у Алексея, и он опять подумал, как, вероятно, нелепо выглядит, как предательски вытянулось его лицо.
– Зачем? – голос ее зазвучал строго. Но глаза девушки все-таки улыбались, и в них мигали лукавые искорки, которым Алексей очень обрадовался.
– Я пройду с тобой немного, можно? – проговорил он вместо ответа, хотя и так уже шел рядом. Инициатива все еще давалась ему с величайшим усилием. Девушка не протестовала, хотя и не поощряла его стремления. Но Алексей улавливал, что ей приятно внимание курсанта с тремя нашивками на рукаве, то есть вполне взрослого и вполне серьезного молодого человека. По правде говоря, только эти ярко-желтые нашивки и поддерживали его дух сейчас, будь он в рубашке и джинсах, провал был бы обеспечен.
– У вас все такие там в училище?
– Какие?
– Напористые.
– Наоборот, мы очень вежливые. Но у нас жизнь суровая, вот нам и приходится все делать, как последний раз в жизни.
