7
Прошло еще почти два месяца. За это время произошло немало событий, служивших доказательствами тому, что это и их, российских десантников, война. В конце зимы нашел свой последний капкан старший лейтенант Жук, который командовал нелегальной разведгруппой. То ли истощенный непрерывными походами за линию фронта, то ли просто потерявший чувство опасности, он нарвался с группой на засаду. Докладывающий Игорю лейтенант Измайловец рассказывал, что, осознав провал и моментально оценив безнадежность обстановки, командир без колебаний приказал отступать, а сам прикрывал уходящих товарищей. Уже потом, через неделю, когда через местных посредников договорились забрать тело разведчика, была восстановлена картина его гибели. Контуженый и почти без памяти, отчаянный старлей оказался в плену. По искалеченным почерневшим членам и переломанным во многих местах костям стало понятно, что его истово, беспощадно пытали. А затем еще живого посадили на кол. Может быть, пытались отыграться за своих погибших, за отрезанные чеченцами головы. Хотели компенсировать свою неутихающую боль чьей-то еще более ужасающей смертью, средневековыми мучениями. За завесой нечеловеческой боли стоит неизменное возвращение к первобытному, к животному, и кто испытал это, тому уж непросто потом вернуться в мирную жизнь, снова обрасти способность наслаждаться полотнами выдающихся художников, музыкальными шедеврами. Воспоминания о чинимых зверствах всегда будут преследовать тех, кто однажды рискнул посягнуть на главное – жизнь человеческую.
Слушая скупые слова лейтенанта, комбат ясно угадывал острый запах приближающейся весны, смешанный с пороховой гарью, потом и кровью. Везде боль, неутихающая, за гранью терпения и понимания, повсюду признаки наступающей смерти и непрерывно возрастающая, непереносимая тошнота. Видел ли лейтенант Жук в последние минуты лучи навечно удаляющегося солнца, или, может быть, оно было скрыто пеленой водянистого тумана? Вспоминал ли он мать, любимую женщину и не проклинал ли то мгновение, когда добровольно решился воевать за чужое счастье? Впрочем, какое чужое счастье?! Каждый всегда воюет исключительно за свое счастье, независимо от того, на чьей он стороне. Это старший лейтенант Дидусь усвоил очень хорошо. Потому что речь тут всего лишь о том, каким ты выглядишь в своих собственных глазах – героем или просто участником представления под названием жизнь. Ибо все остальное – остервенело воюющие стороны, идеи, за которые безжалостно вцепляются в глотку и умирают, красивые лозунги, великолепные жесты – все это только декорации к твоему выступлению…
После скупого удручающего рассказа лейтенанта Игорь тяжело вздохнул, признаваясь в своем бессилии сделать что-либо, чтобы восстановить справедливость, назвав лейтенанта героем. Более того, он даже не мог помочь матери Жука получить пенсию. Потому что в тот момент, когда оборвалась связь со старлеем, тот не значился больше в штатных списках батальона! На то было четкое указание свыше, и нарушить его комбат не имел права, даже если бы очень хотел. Каждый определяет свой выбор сам. Старший лейтенант Жук сделал ставку и не угадал, ну совсем как в азартной игре. Как в русской рулетке, когда в пистолетном барабане всего лишь один патрон. И он нашел его, этот единственный патрон. Но ведь он сознательно играл в азартную игру…
Вместе с телом сослуживца резко повзрослевший, хмурый лейтенант Измайловец привез большую часть когда-то переданного оружия и пламенный привет от Шамиля Басаева, пользовавшегося огромным авторитетом в Абхазии. Тот искренне благодарил за помощь и скорбел о погибшем, грозился отомстить – отрезать два десятка грузинских голов и сыграть ими в футбол… По поводу оружия комбат давно не переживал: недавно подорвался бронетранспортер и списано было столько барахла и железа, что и подумать страшно… Если бы Дидусь хотел обогатиться на этой войне, как некоторые, он бы уже стал миллионером… Но он тут по другому поводу, с иной миссией… После слов о головах Игорь испытал неожиданный прилив омерзения. Разве жестокостью можно что-либо исправить?! Шамиль считал, что да. Лейтенант Измайловец подтвердил: в этом человеке сидит демон и этот демон выполз наружу, он уже не успокоится, пока не насытит самолюбие чеченца. «Только где пределы его самолюбия?» – подумал Игорь. Он еще долго расспрашивал лейтенанта, который почему-то рвался обратно, к Басаеву. Осторожно заглядывая в глаза Измайловцу, Дидусь видел, что это уже совсем не тот человек, которого он направил к чеченцу в начале осени. Что-то леденящее душу смотрело на него из глаз лейтенанта, словно в нем поселилось нечто неистребимое, некое чудовище, разрастающееся до тех пор, пока не захватит все тело, всю душу этого человека, пока не потеряет власть над собой или не найдет смерть от пули. Но чем больше Игорь всматривался в тонкие черты лейтенанта, чем больше наблюдал за его ставшими непримиримыми и резкими движениями, тем больше ему казалось, что он понимает молодого офицера, безоглядно подавшегося в диверсанты. Комбату казалось: он просто комплексовал всегда, и теперь после унижений школы и училища представился случай самоутверждения – за счет негласно данного права убивать. Игорь удивился тому, как по-разному люди стремятся к войне: он сам – ради долга и славы; Измайловец – чтобы подняться в собственных глазах; Жук – по каким-то личным мотивам, никак не связанным с мифом о помощи абхазскому народу и выполнении долга миротворца…
Лейтенант передал привет еще от одного человека. Мансур, нередко навещавший Шамиля, также интересовался делами первого батальона и его командира. Измайловец назвал и настоящее имя Мансура – Антон Суриков, оказавшегося офицером Главного разведуправления российского Генштаба. Что ж, Игорь подозревал нечто подобное, догадывался о корнях… Сообщение от Сурикова было дружеским, простым и вместе с тем настораживающим: скоро штурм Сухуми, надо быть хорошенько готовыми к этой, возможно ключевой, операции в настоящей войне. И он, Мансур, Антон Константинович, очень надеется на таких настоящих офицеров, как старший лейтенант Дидусь. Игорь сглотнул слюну при этих словах. Проверяет? Испытывает? Подумывает о вербовке в свои ряды? Он отогнал навязчивые мысли. Вот они, перипетии войны, до последнего не знаешь, кто есть кто и кто за кем стоит. Это вам даже не Курская битва, черт подери, где понятно, где свои, а где враги…
Игорь знал, что и в других батальонах есть потери. Там, где это было возможно, идеологи войны начали спешно ковать необходимые армии символы – героев – ориентиры для плотно бредущих следом. Один из таких – старший сержант Виталий Вольф, посмертно ставший Героем России. Простой, неискушенный российский парень, честно выполнивший свой долг: под артиллерийским и минометным обстрелом смертельно раненный в голову контрактник обеспечил связь с сейсмической лабораторией. Игорь тотчас поднял в воздух вертолетную группу огневой поддержки, решившую исход операции… И уже только потом доложил командиру полка о принятом решении.
Что ж, полк служил тайным резервом, из которого отчаянно воюющая абхазская сторона черпала силы, выдавая кровавые события за борьбу за независимость. Игорь не утруждал себя лишними, как ему казалось, размышлениями. Разве XX век не знал раньше подобного фарса? Разве он, Игорь, не стремился попасть в Афганистан, который потом был назван ошибкой, бездарным решением старцев из политбюро? Ему, молодому офицеру, ищущему славы, было решительно наплевать на перипетии большой политики! И сейчас наплевать! США и СССР соревновались за лидерство. Теперь место СССР уверенно заняла Россия. Впрочем, в гремучей смеси этой войны – и Игорь почувствовал это явственно – российский спецназовец оставался тем мощным супинатором, на котором держалась вся абхазская подошва. Старший лейтенант Дидусь еще не знал, что только один полк, 45-й, расплатится за активное вмешательство в грузино-абхазский конфликт двадцатью семью жизнями молодых российских парней. Не считая, разумеется, жизни тех офицеров и солдат, которые пошли в диверсионные группы вслед за Мансуром, офицером российской военной разведки Антоном Суриковым. Но даже если бы и знал это Игорь, наверняка подумал, что для такой войны, для такого позиционного успеха – это сущие мелочи. Потому что не дело старшего лейтенанта воздушно-десантных войск задумываться о причинах и следствиях, увязывать в единую цепь все кровавые звенья кавказских войн и особенно ту, которая станет через несколько лет его личной судьбой, – чеченскую.
