Артеменко задумался. Да, за заслуги в законотворческой деятельности. И за укрепление и развитие государственности, в которую легко вписывается ее заявление. Впрочем, заявление как заявление. Таких заявлений десятки или даже уже сотни прозвучало с начала года из разных уст, ну и что с того. Просто сказано: «Мочить Украину!» И будем мочить, просто и внятно. Зачем Круг вообще расспрашивает его? Что это, любопытство или за вопросами стоит конкретное намерение? Ведь ни он, ни, тем более, офицер-нелегал не могут и не должны знать, кто во власти с каким конкретным ведомством взаимодействует. Да и взаимодействие с политиком такого уровня – личность спикера Сергея Миронова на момент его заявления можно считать одной из самых влиятельных в структуре государственной власти в стране – может быть совсем простым. Ну, попросил Миронов руководителя одного из ведомств, и тот просто оказал ему услугу. А может, все было и по-другому. Например, Путин мог настоятельно порекомендовать спикеру Совета Федерации выступить. Ведь и такое исключать нельзя. Алексей Сергеевич вспомнил его выступление, в котором синхронно, симметрично, только уже на официальном уровне ставился вопрос о возвращении Севастополя. С чиновничьим беспокойноством Миронов дал поручение профильным комитетам Совета Федерации подумать о целесообразности подготовки законопроекта о Черноморском флоте. Фраза «поручение подумать» всегда звучит двусмысленно и неуклюже, подрывая авторитет говорящего. Но когда уже возникает плотная и едкая дымовая завеса, крепость эпитетов утрачивает свой блеск, достаточно оставить без изменения торжественность изложения, бойкий, близкий к боевому тон. Заявление политика не испортило даже сослагательное наклонение, за которым тонули слова о возможном выводе флота с украинской территории, дифирамбы городу воинской славы старой, общей России; оно приобрело звук гудящей от ударов меди. Прикрываясь щитом мнений множества граждан, ставящих перед ним вопрос о будущем Севастополя, парламентарий доказал, что неподражаемое лукавство любого представителя законодательной власти – часть его каучуковой способности выживать. Но все-таки его заявление по Черноморскому флоту прозвучало неслучайно, как бы в ответ на заявления в Киеве относительно того, что флот должен уйти из страны вовремя, то есть в 2017 году. Выходило так: если флот вынудят уходить с обжитой базы, возникает темный призрак официального вопроса о статусе Севастополя и Крыма. Киев на крючке: будет настаивать на выводе флота – отберут Севастополь и флот оставят на месте. Данный вопрос, конечно же, поддержит местное население, Артеменко хорошо был осведомлен с крымской статистикой: только семь процентов жителей полуострова говорят на украинском. А в самом Севастополе вообще единицы. Другими словами, большинство себя считают русскими, или россиянами, или готовыми примкнуть к россиянам. У Москвы есть хорошие шансы отстоять свои геополитические позиции на Черном море и закрепить там свой военно-морской флот на веки вечные. И кто тогда загадочный господин Миронов – самостоятельный прозорливый политик или исполнительный функционер?!
– Я думаю, что Миронов с кем-то взаимодействует. Трудно сказать, с кем, но, скорее всего, с ФСБ. Так выглядит логичнее.
– Вот и я так думаю, – неожиданно быстро согласился Круг, который, очевидно, уже давно ломал голову над этим вопросом и просто получил подтверждение собственных мыслей. – Мы ж патриоты не только своей родины, но и своего ведомства, – тут он с задоринкой подмигнул, как сообщнику по какому-то заговору, – потому должны быть на страже своих корпоративных интересов.
Артеменко интуитивно уловил, что собеседник говорит не своими словами. Его осенило: в их конторе было какое-то совещание для избранных, и поставлена «левая» задача – то есть не относящаяся к прямому выполнению разведфункций. Эта задача, по всей видимости, состоит в том, чтобы фрахтовать, привлекать на любых приемлемых условиях своих видных публичных людей, а потом начальство это выдаст наверху как некие собственные достижения. Ничего, славно придумано! А Круг просто застрял в кабинетах, этих людей вживую не видит, вот и не понимает, кто откуда и кто с кем. Вот оно что! Только он тут союзником не будет, и так игра в театре абсурда дошла до точки.
– А что, разве у наших командиров мало каналов, ведущих к политикам? – полюбопытствовал он, желая проверить свою гипотезу.
При этом Артеменко отдал координатору последний лист из тех, что после его подписи превращались в документы, и пристально посмотрел в глаза начальнику. Что-то на лице Круга дрогнуло, на какую-то долю секунды, но Алексей Сергеевич успел заметить эту мимолетно пробежавшую и исчезнувшую тень. Когда Виктор Евгеньевич начал говорить, он уже не смотрел на подчиненного, а старательно складывал в папку листы.
– Да нет, я думаю, вполне хватает. Просто всегда лучше точно заранее просчитать, с кем правильнее общаться.
Круг выделил слово «правильнее», и Артеменко понял, что не ошибся. И вообще, ответил он более сухим тоном, чем был во время всего предшествующего разговора. Весь облик и поза куратора теперь отчетливо говорили вместо слов: разговор окончен, и не надо больше задавать вопросов. Ну и лицемер же он, как, впрочем, и все остальные участники этой гигантской и вместе с тем глупой игры.
Они быстро, как будто спеша, расстались, и Артеменко видел, как долго и суетливо вел себя Круг у машины, как ерзал, усаживаясь, точно примеряясь к месту, а потом еще несколько раз его массивное тело вздрагивало, не удовлетворяясь положением, и, наконец, тяжелая дверка машины с густо тонированным стеклом гулко захлопнулась, водитель резко, хотя и без визга, тронулся, и куратор умчался. А Алексей Сергеевич, охваченный противоречивыми мыслями, еще долго размышлял над сложившейся ситуацией. Он чувствовал, как стал изменяться. Нет, его, как и раньше, захватывала работа, и уж если он за что-то брался, то исполнял с максимально возможным результатом. То есть красиво и не оставляя следов. Ему по-прежнему нравилось готовить политические баталии, импонировало добывать важнейшую информацию или, наоборот, получать несколько чрезвычайных тезисов, доводить их до вулканического газетного или журнального текста и затем при помощи денег или связей вживлять в информационную систему. Потом он не без улыбки наблюдал, как уже на следующий день кое-кто волчком крутился, думая, как отреагировать, как парировать атаку, еще более болезненную, чем осатанелый укол отточенной шпагой. Но это была внешняя часть дела, и чем глубже он заглядывал внутрь, чем больше постигал суть задач, тем больше видел грязи и мерзости. Его работа, сверху ювелирная, утонченная, чистая, оказывалась только оптической иллюзией, за которой можно было найти горы смрада, свалку гниющих отходов. И хотя он еще справлялся, это беспокоило его все больше.
Что ж, повесив замок на дверь в Европу, Россия должна решить еще немало вопросов. И вопрос военно-морской базы как возможности надолго закрепиться на занятой территории, разумеется, будет оставаться одним из ключевых. А Лужков, и Миронов, и десятки крикунов и подстрекателей калибром помельче давно предвосхищали желание босса. Кто-то просто пристально следил за первыми лицами и старательно подпевал в унисон. Кого-то в самом деле просили. Настало время больно кусаться, вот они и полезли с обнаженными клыками. Вообще, уже давно выстроилась длинная очередь желающих порычать, а если получится, и ухватить хищнически ослабевшего противника.
