Вдруг он наобум открыл книгу в середине. И прочитал фразу: «Самому совершенному человеку, рожденному античностью, посчастливилось – сбылось самое заветное из его желаний». Артеменко догадался, что речь шла о желании Цезаря внезапной, неожиданной смерти. «Какое разное счастье, – подумал он, сравнивая Дюранта и Цезаря, – и какие разные судьбы». Взгляд его невольно скользнул по комнате и вдруг столкнулся с покоящимся на столе макетом той книги, которую готовили к печати они. Алексею Сергеевичу стало так тошно и горько, что возникло непреодолимое желание просто плюнуть на рукопись, бросить ее под ноги, растоптать, а затем, разделив топором на части, спустить в мусоропровод. Он решительно отложил Дюранта, вскочил и, возбужденный, пошел в другую комнату собираться в поездку.
4
Наконец, подобно весенней ласточке, мартовскими днями она явилась украинскому миру – красивая внешне, воздушная внутри, иллюстрированная, убедительная и по-детски простая книга о Владимире Путине, написанная специально для этого народа. Не художественная, не публицистическая, не аналитическая. Сборник пространных намеков, в котором на каждой странице можно было почерпнуть весьма важную информацию. Либо о неземном, потрясающе мужественном и проницательном лидере всего постсоветского пространства, из неприметного кагэбиста тихо выросшего до объединителя народов. Либо о гадких провокаторах нации, противных еретиках, тянущих Украину в кровавый водоворот. Либо о целебном свойстве дружбы с Россией. В этом, особенно, и состоял фокус проводимой разведкой операции. И написана книга была якобы украинцем. Правда, автор у книги отыскался не сразу, и Артеменко уже начал опасаться, чтобы не поступила сверху команда ему самому стать автором новоявленного бестселлера. Но в тот момент, когда напряжение его уже готово было выплеснуться в разговоре с Виктором Евгеньевичем, куратор сообщил, что автор давно ждет свое произведение.
Модест Игнатьевич сдержал слово: для привлечения широких масс к специфическому продукту был открыт бесперебойный канал, из которого бесшумно хлестали бумажные банкноты, как вода из пожарного брандспойта. Презентации крутились головокружительной каруселью, рекламные щиты в метро со знакомой персоной в военной форме заставили застыть в изумлении все фигуры и лица, что призывали со стен покупать предметы туалета или смотреть кинофильмы. Впервые в новой украинской истории маркетинг отдельной книги на мгновение вытеснил с рекламных позиций даже продукты питания, одежду, автомобили, дома, мебель. Артеменко сам удивлялся: создавалось впечатление, что сей мистический господин с напряженным от волевого усилия лицом переселился в Украину, ибо его образ если и не затмил собой все остальное пространство, то хотя бы несколько раз мелькнул перед глазами у каждого жителя любого крупного города. Безукоризненно и без устали работал маховик массовой персональной рассылки – так называемые лидеры мнений получили не только приглашения обсудить содержание книги, но и самую книгу. Гудели магазины, щелкали кассовые аппараты, рейтинг книги, а с ним и ее героя, взлетал до облаков. Полковник лишь успевал ахать, признавая, что реклама книги была организована вдвое, вчетверо, на порядок лучше ее содержания. Офицер ГРУ не верил своим глазам – в XXI веке воздух продавать легче, чем пару тысяч лет назад. Но его томили и сомнения. Ведь он был одним из тех немногих посвященных, что знали: идет бойкая продажа отравляющего вещества, иприта для сознания.
Посещая презентации и круглые столы, посвященные книге и будущему двух ныне почти открыто враждующих между собой государств, Артеменко думал о сотворенных из эфира героях. Он немного стыдился раскрутки мифа о великом Путине. И дело вовсе не в том, что он хорошо знал – личность Путина является не выразительной, а скорее даже блеклой и расплывчатой. Образ нового лидера российского государства в его восприятии был результатом обычной современной мимикрии, помноженной на политические и информационные технологии. Внедряемый в массовое сознание, он жил отдельно от скромного человека с тем же именем. Впрочем, уговаривал себя Алексей Сергеевич, современный этап развития мира оставляет слишком малое пространство для маневра, чтобы в большой политике появились выдающиеся личности. Разве не столь же бледные, почти бесцветные образы западных лидеров? Те же Саркози, Меркель, Берлускони или Буш-младший являются скорее средними представителями национальных элит, их выдвиженцами, нежели крупнокалиберными закройщиками геополитической карты мира. Их идентифицируют только по неудачам, скандалам, слабостям или связанным с ними негативным событиям. И таким же выдвиженцем является и российский образ-фантом, не без едкой иронии называемый аббревиатурой ВВП. Пожалуй, он даже лучше выглядит в ряду современников, оказавшихся у штурвалов власти. Потому-то они, команда мифотворцев, ловко поставили в книге жирные плюсы там, где должны располагаться явные минусы. Агрессия, жажда низвержения, а может быть, даже уничтожения всего иначе думающего и по-другому говорящего возвеличены, провозглашены частью плана возрождения России. Они с пафосом воспели извращенное желание «мочить в сортире». Артеменко размышлял, почему многие читатели так радуются пренебрежению Путина ценностью людской жизни, готовности разворачивать военные кампании, шагая по трупам российских юношей, наскоро облаченных в военную форму. Алексею Сергеевичу доводилось анализировать путинские тексты выступлений, и он с изумлением констатировал: рациональные формулировки год от года становились жестче и злее. Правда, порой злобные высказывания о врагах заменялись сардоническими или даже ироническими вплетениями. Росла его уверенность в себе, плавно переходящая в самоуверенность. И они, готовя книгу для украинцев, постарались подчеркнуть и эту характеристику своего героя, делая акцент на его стратегическое мышление, на желание заглянуть в будущее на три шага вперед. Но ведь сам Артеменко прекрасно знал, что никакого стратегического мышления у этого лидера нет, а его любимое слово «план» – всего лишь уловка факира. Они так написали, потому что хотели видеть такое мышление, старательно выписывали личность, контуры которой вырисовывали по своему разумению. Конечно, эта книга – лишь фрагмент общей лепки образа всей гигантской командой. Даже книга в отдельно взятой Украине оказалась вовсе не одна. Ошеломленный в первый момент этим обстоятельством, Артеменко насчитал их четыре, появившихся почти одновременно. Когда же полистал книги, его тотчас осенило: это плод чудовищной конкуренции ведомств, а он, наивный, даже не подозревал об этом, думал, что участник создания эксклюзивного продукта. Правда, все книги, заброшенные на территорию Украины, как диверсионно-подрывные группы, призваны были разрушать различные участки мозга украинца. Одна поясняла, почему провалился проект «Независимая Украина». Артеменко, когда листал ее, даже заулыбался: это походило на сочинение в школе абвера «За что я не люблю евреев?» Другая задавала вопрос «Кто внушил населению Украины мысль, что они не русские?» и сама же отвечала на него. Артеменко, не примеряясь, наобум открыл книгу, и ему в глаза брызнула ядовитая фраза: «…в основе проекта лежала чудовищная и мерзкая по своей сути идея о том, что украинцы якобы отдельный от Русского мира народ». Он даже сам не заметил, как искривился его рот. Да, тут продукты более хлесткие, чем наш, тут запрессованный в страницы цианистый калий, думал он, откладывая книгу, и волна отвращения к собственной работе накрыла его целиком. Раньше они готовились владеть автоматическим оружием, атаковать в яростной рукопашной, с ходу захватывать объекты, а теперь превратились в распространителей жутких, вызывающих неприятный холод в крови сплетен государственного масштаба. «Не падают бомбы, не пикируют истребители, и мы не в окопах, а война в головах, в нашем сознании давно развернута. Но кто в этом виноват?» Артеменко десятки, сотни раз задавал себе этот вопрос, и у него в воображении назойливо и неотвратимо всплывал лишь один образ… И тогда он вопрошал: «Ну почему?!» А зачем Бисмарк бил австрийцев и заключал аншлюс? А в чем логика расширения пространства Гитлера или Сталина? Личность каждого завоевателя по-своему ущербна, но всякий агрессор рождается из ущемленной психики и всякий агрессор жаждет доказательств, которые компенсируют его непреодолимое невротическое желание соответствовать придуманному, иллюзорному величию.
