Бисмарк не желал ждать. Он чувствовал, что если возьмет инициативу, то может поймать волну. Главное – теперь это уже был масштаб страны, и потому все выглядело гораздо привлекательнее, чем первая ступенька дипломатической карьеры где-то на задворках великой державы. Интуитивно он понимал, что яркость личности может быть способствующим фактором восхождения, особенно на политическом поприще. Он ввел в свою жизнь железное правило, заключающееся в том, что ни одно его публичное выступление как политика или государственного деятеля не должно оставаться незамеченным. Решение такой задачи требовало как невероятных усилий, так и обширных знаний, но зато резкость молодого Бисмарка в обращении с оппонентами, помноженная на ораторскую виртуозность и яснейшее понимание как быстро меняющейся ситуации на международной арене, так и общего расклада сил на континенте, моментально выделяли его из непестрой массы более или менее посредственных политически активных немцев. Все сколько-нибудь заметные личности, претендующие на авторитет, он подавлял своей напористостью и необыкновенной решительностью. Вообще его деятельность была настолько вулканической, что порой было неясно, как ему удается не утомляться в течение длительного времени. Весьма любопытно, что и в зрелые годы Бисмарк уделял ораторскому искусству не меньше внимания, чем, скажем, актерскому, и порой ему удавалось безраздельно владеть аудиторией, что, безусловно, влияло на его популярность и восприятие как спасителя Германии. Более того, и в молодые, и в зрелые годы этот государственный деятель во время выступлений давал волю эмоциям, так что его оппонентам было весьма трудно отличить актерскую игру от истинных чувств, что часто играло на руку продвижению бисмарковских интриг. Так, впервые выступив в тридцать два года с трибуны ландтага на тему национальной чести, Бисмарк практически не изменял себе – едва ли не каждый его выход на трибуну был связан со скандалом, в котором он отводил для себя роль защитника немецкого национального чувства.
Одно только жесткое и неординарное выступление в ландтаге привело к тому, что за одни сутки он добился того, чего не удавалось достичь в течение долгих лет: скандальная знаменитость и превращение в одиозную, но зато узнаваемую фигуру были обеспечены. Похоже, что именно это способствовало и преодолению главного для любого политика рубежа – он попал в поле зрения первых лиц государства. И хотя король во время официальных приемов не баловал вниманием несдержанного и яростного парламентария, все же встретив в Венеции едва обвенчавшегося Бисмарка с молодой женой, он внезапно пригласил пару отобедать. Очевидно, уже тогда вызревавшие у монарха мысли относительно будущей роли молодого амбициозного политика заставили его пристальнее взглянуть на него.
Еще долгое время Бисмарк совершал множество ошибок в своем стремлении играть как можно более существенную роль для окружения и жгучем желании привлечь к своей персоне как можно больше внимания. Впрочем, ошибки и просчеты у Бисмарка, как и у других государственных деятелей наивысшего ранга, продолжались на протяжении всей жизни; они тонули и растворялись в динамичности, активности и тех успехах, которые приносили точные попадания. И похоже, что именно в этот период формирования политика и государственного деятеля он твердо решил, чему посвятит жизнь. Бисмарк нашел достойную цель – реализовать себя как государственника, и эта идея была адекватна его завышенным амбициям. Теперь, когда Бисмарк был готов и зашагал широкой поступью сильного человека, воспитавшего в себе непоколебимую волю, постигшего искусство интриг и с наслаждением вкусившего запах азарта большой игры, он оказался вооруженным главным оружием – жаждой восхождения. Он, словно альпинист, наконец-то попавший в высокие горы, увидел ясные очертания своей вершины – манящей и ослепительной. Главное, психологически он был подготовлен к срывам и падениям. Наконец, он был готов стать терпеливее, хотя его бурный и стремительный характер томился от так необходимого дипломатам выжидания. Бисмарк, до этого дважды оставлявший государственную службу, теперь гораздо реже бросался в крайности очертя голову – даже факт его неформальной встречи с блистательным и опальным внешнеполитическим канцлером Австрии Клеменсом Меттернихом, в течение 39 лет задававшем тон не только в Германском союзе, но и в Европе в целом, подтверждает желание будущего канцлера всесторонне изучить ситуацию в Европе, проникнуться всеми подводными течениями и понять, где могут быть расставлены ловушки для незадачливых лидеров. Достигнув возраста Иисуса, он был полон сил и готов выдержать любую схватку. Кроме того, именно теперь Бисмарк становился опасен для очень многих. Но главное, ему теперь было зачем жить и для чего бороться.
Вольфганг Амадей Моцарт
«Я благодарю Господа моего за то, что он даровал мне счастливую возможность познать жизнь как ключ к нашему истинному блаженству».
Вольфганг Амадей Моцарт
(27 января 1756 года – 21 ноября 1791 года)
Хотя на первый взгляд короткая жизнь выдающегося австрийского композитора и музыканта Вольфганга Амадея Моцарта может показаться больше ниспосланным свыше мистическим фейерверком, нежели сложной дорогой отчаянно борющегося человека, она, тем не менее, является потрясающим своей ясностью и простотой примером значения воспитания и исключительной роли родителей в судьбе детей и в процессе их восхождения по лестнице успеха. В самом деле, говоря о знаменитом композиторе Вольфганге Моцарте, мы имеем дело с одним из тех наиболее уникальных феноменов в истории, когда сын, едва родившись и получив в наследство уже сформированную идею родителя, становится страстным преемником его дела, а первые шаги делает по четко разработанному родительскому сценарию. Более того, основные штрихи этого сценария сын-композитор сохранил на всю жизнь.
Характерной чертой всех тех, кто получил в раннем возрасте от родителей, кроме всего прочего, судьбоносную идею, является микроклимат семейного кокона, начиненного атмосферой полного взаимопонимания. Речь идет вовсе не о формальном уюте и взаимной любви, а о некой невидимой пелене, которой родители, или один из них, окутывали своих детей, словно защитной пленкой, от любого воздействия извне. Чувством не только абсолютной любви, но и абсолютной свободы были наполнены детские годы большинства из тех, кто впоследствии стал баловнем невообразимого успеха. Благодатная почва безмятежного восприятия жизни, удобренная неудержимым стремлением отцов или матерей приобщить детей к тому или иному делу, была также и плодородной для прорастания крепкого зерна стремительной, как поток водопада, идеи, которой предстояло не только завладеть юными умами, но и заразить все их существо. Часто идея уже практически витала в коллективном семейном сознании, и необходимо было лишь стечение таких обстоятельств, к которым сами родители либо не были готовы, либо не сумели их создать. Именно таковы были судьбы Филиппа, отца Александра Македонского, Гамилькара Барки, отца Ганнибала, и, наконец, Леопольда Моцарта, отца будущего музыкального гения.
Леопольд Моцарт довольно мало верил в чудесное божественное влияние свыше на судьбу сына, но зато свято уверовал в главенство силы духа и несгибаемой воли среди всех остальных людских качеств. Он считал основой любых побед усердие и порядок и главной задачей видел привить это убеждение детям. Будучи сам довольно неординарным музыкантом и признанным в провинциальном Зальцбурге сочинителем музыки, с рождением сына он постарался полностью сосредоточиться на его судьбе. Этому в значительной степени способствовал тот факт, что Леопольду Моцарту на момент рождения сына было уже тридцать шесть – возраст, который не позволял ему надеяться на самореализацию в музыке, по меньшей мере в обществе современников того периода. Может быть, поэтому раскрытие юного дарования и ваяние собственными руками гения стало навязчивой идеей отца и его самой большой надеждой одновременно, самой отчаянной в его жизни попыткой самовыражения и самореализации. Он видел в сыне идеальное продолжение себя и ощущал себя самым счастливым скульптором, в то время как детская податливость позволяла аккуратно и настойчиво формировать основные черты характера и развивать необходимые для музыканта качества так (говоря современным языком), словно он был компьютерщиком-программистом и наносил уникальную разработку на микрочип. Трепетность, благоговейная любовь к сыну, тщательный подбор методов воспитания, кроме всего прочего, объясняются наличием у Леопольда долговременной практики занятий с другими детьми. Причем слыл он весьма опытным педагогом. Вольфганг же был первым и единственным мальчиком в семье, где после шести тяжелых мучительных родов уцелела лишь одна девочка – его старшая сестра. Надежды на появление еще одного сына у родителей не осталось – здоровье матери и так было подорвано почти беспрерывными мучительными попытками родить наследника.
