Долгое время сам Цезарь жил относительно скромно, а будучи магистратом, в отличие от многих других высокомерных римских политиков, не считался с трудоемким процессом личного приема простого люда и среднего класса (всаднического сословия), среди которых подкупами, подарками и обещаниями в поддержке создал целую сеть информаторов и глашатаев, тайно или открыто занимавшимися рекламой его личности. То же самое касается и переговоров Цезаря с представителями высшего и самого влиятельного класса – сенатского сословия. Действуя осторожно, но весьма решительно, он приобрел в это время поддержку многих сенаторов и известных народных трибунов, и среди них – одного из самых богатых маститых людей Рима – Марка Красса, который часто тайно одалживал Цезарю гигантские суммы.
Долги Цезаря ко времени его отъезда в Испанию в качестве пропретора достигли умопомрачительной суммы, что, правда, мало тревожило уверенного и расчетливого интригана. Дошло даже до того, что его не желали выпускать за пределы Рима, пока он не расплатится, но благодаря вмешательству Красса, неожиданно выступившего поручителем, скандал был улажен. Все это – подкупы, умение вести переговоры и плести тайные, хитроумно запутанные интриги позволили Юлию Цезарю быть выбранным в тридцать семь лет верховным понтификом – главным религиозным лицом Рима, избиравшимся пожизненно. Интересно, что Цезарь и тут отличился – вместо существующего порядка избирать верховного понтифика коллегией жрецов Цезарь при помощи влиятельного народного трибуна и своих людей в сенате изменил законодательство и ловко подкупил основную часть электората. А лишь только после оглушительного успеха на этих выборах, что означало яркую политическую победу и ознаменовало завоевание нового рубежа на политическом поле брани, Цезарь позволил себе переселиться из скромного дома в богатое государственное здание.
Пестрые изнурительные выборные баталии продемонстрировали Риму не только политическую продуктивность Цезаря, но и неистощимость его энергии, а также обескураживающую точность расчетов – он молниеносно оценивал внутреннюю политическую ситуацию и ожесточенно, с какой-то роковой готовностью брался за такие дела, которые другие считали абсолютно невыполнимыми. Его не пугали масштабы усилий – все, что годилось даже для самого незначительного продвижения вперед, пускалось в ход, и это упорство, помноженное на удивительную осмотрительность, постепенно начали приносить сочные плоды успеха. Наконец, он всегда был одинаково трезв в оценке своего собственного положения и окружающих. Подсознательно понимая, что усилить свой имидж можно путем прибавления к нему политического веса наиболее сильных мира сего, он ухитрился сделать своими друзьями сначала упомянутого уже известного в стране полководца и общественного деятеля Марка Красса, а затем и наиболее внушительного по влиянию на сенатское сословие и почти всемогущего в империи человека – Гнея Помпея. Зная, что Помпей и Красс ненавидят друг друга и в то же время готовы на все, чтобы удовлетворить свое ненасытное тщеславие, Цезарь реализовал почти немыслимый план – организовал тайный тройственный союз – триумвират, которым, по сути, ловко манипулировал в течение нескольких лет. Практически, он выбрал себе выгодную роль посредника между двумя наиболее влиятельными и ненавидящими друг друга людьми, чем обеспечил себе консульство – высшую выборную должность в древней республике.
Тут не лишним будет вспомнить, что ради консульской должности Цезарь пожертвовал триумфом – высшей почестью, которой удостаивались лишь победитель значительных сражений в пользу государства. Просто не успевая к выборам консулов, он выказал редкое благоразумие, не колеблясь отказавшись от менее важного в пользу более серьезных, хоть и призрачных перспектив.
Замечательный и изворотливый ум этого крайне амбициозного человека мастерски находил возможность выпутаться из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций как политической, так и военной борьбы. Как-то, тайно взявшись поддержать заговорщиков вместе с Крассом (на чем настаивает большая часть его многочисленных биографов и историков), Цезарь едва не попал в смертельную ловушку после того, как заговор был раскрыт. Согласно договоренности, в случае победы Красс должен был стать диктатором, а Цезарь – начальником конницы, то есть вторым человеком в империи. Отнюдь не провидение, а длительные размышления и моделирование ситуаций определили позицию Цезаря – в последний момент он решил не участвовать в заговоре, несмотря на то, что тайно поддерживал его. Потом, когда сенат, ловко подстрекаемый знаменитым оратором Цицероном, бывшим в то время римским консулом, настаивал на смертной казни заговорщиков, Цезарь вдруг оказался в щекотливом положении, поскольку поддержка смертной казни означала бы отречение от народной партии, на которую он поставил, а выступление против – выдало бы его истинную позицию. В этот тяжелый момент Цезарь, всегда старавшийся обходить законы, обратился к ним, как их наиболее послушный почитатель. Он осудил действия заговорщиков, но при этом напомнил, что осуждение на смертную казнь граждан Рима противоречит законодательству, и склонил бы большую часть сенаторов к своей якобы умеренной точке зрения, если бы не Цицерон и один из лидеров сената – Катон, яростно выступавшие за радикальную меру наказания. Тем не менее Цезарь отвел от себя опасность, так и не выдав собственных планов.
Другим впечатляющим примером был случай с его второй женой Помпеей и юным развратником из патрицианского рода Клодием во время праздника Доброй богини. Клодий был обнаружен в доме Цезаря в женском одеянии, в результате чего разразился ужасный скандал, пикантной изюминкой которого были подозрения жены Цезаря в интимной связи с Клодием. Поскольку дело дошло до суда, Клодию грозило тюремное заключение или изгнание из города, что поставило бы точку на его многообещающих начинаниях. Все так бы и окончилось, если бы не непредсказуемая позиция Цезаря, который должен был выступить главным свидетелем. Все вдали, что он обвинит Клодия, но Цезарь внезапно заявил, что не будет выступать в суде, и, подчеркнув, что «жена Цезаря» должна быть вне даже порочащих ее слухов, тотчас развелся с нею, чем и изменил весь ход дела. Таким образом, получив лимон, наш герой сумел ловко превратить его в лимонад. Своими действиями он освободил свое имя от грязных пересудов и приобрел в лице Клодия наиболее преданного товарища по партии. Что же касается супружеской жизни, то роль женщины в тот исторический период была весьма ограниченна и ради семейной жизни Цезарь не пожелал рисковать своей репутацией, созданием которой он занимался все предшествующие годы.
Цезарь досконально овладел искусством ведения двойной жизни, что, впрочем, всегда было свойственно политикам. Однако этот расчетливый и элегантный интриган продвинулся в искусстве влияния на окружение необычайно далеко – будучи учтивым, мягким и дружелюбным ко всем без исключения в своей публичной жизни, он так виртуозно использовал свое природное обаяние, что добился расположения многих влиятельных и информированных женщин столицы. Историки и биографы Юлия Цезаря небезосновательно утверждают, что через своих многочисленных любовниц и просто страстных почитательниц его таланта он не только своевременно получал всю нужную ему информацию о замыслах во враждебном стане, но и вполне мог влиять на своих явных и потенциальных соперников через их жен и любовниц. Например, среди тех женщин, которых удалось совратить Цезарю, были Муция, жена Помпея, Тертулла, жена Марка Красса, Лоллия, жена известного народного трибуна из враждебного Цезарю лагеря Авла Габиния. Иногда Цезаря можно было сравнить с режиссером кукольного театра: он дергал за одну нить – и определенная фигура на римской политической сцене выполняла странные, только Цезарю понятные трюки; потом он дергал за другую нить – и другая, не менее важная фигура принималась за еще более сложную эквилибристику. А Цезарь, сохраняя свойственное лишь не многим гениям самообладание и спокойствие духа, почти никого не посвящал в свои планы и из тени продолжал манипулировать безвольной, податливой для сильной руки публикой.
