– Так тебе сейчас «супчики» наложить или все-таки после смены?
Федор покрепче вцепился костяшками пальцев в рифленую рукоять. Достаточно пальнуть немного ниже пупка, и переполненный желудок вышибалы взорвется непереваренным обедом, а слащавые губы, столь искусно изображающие иронию, сомнутся в невероятной боли.
Баскаков расслабил пальцы – не стоит лишать себя радости, нужно немного повременить. Порой полезно выпивать месть по капелькам.
– Хотелось бы сейчас… А где же твои дружки? Без них ты, наверное, не справишься?
– Вижу, ты дерзкий парень, не понял по первому разу… Придется их позвать, чего же лишать парней удовольствия? Только без обид, договорились?
– Какие могут быть обиды? – хмыкнул Федор.
– Фрол! – громко крикнул охранник в зал. – Иди сюда! – На крыльцо вышел плечистый, но небольшого роста парень (кажется, именно он ударил его чем-то тяжелым по голове). – Вот, говорит, что за добавкой пришел. По супчику соскучился.
– Так мы ему добавим. Какие проблемы-то? – широко оскалился Фрол, показав крепкие зубы.
– Вот и я то же самое ему сказал.
– Ребята, вы, видно, не врубаетесь, я пришел просто покушать вашего супчика.
– Вот что, Фрол, давай за остальными, что-то не нравится его напористость. Сказано тебе, ты не прошел фейсконтроль. Сюда тебе дорога закрыта!
Пропала куда-то разъедавшая душу злость, на ее место, заполняя каждую клетку тела, гадким ужом вползло успокоение. Федор равнодушно проследил за тем, как из зала подошла подмога в образе плечистого парня лет двадцати пяти. Ноги у него были мускулистые, как бревна, а вот голова маленькая, с плотно прижатыми ушами. Кулаки тяжелые – лучшего орудия для дробления зубов придумать сложно. Наверняка он имеет репутацию приличного бойца. Ворот рубашки расстегнут, и из него выглядывает тельняшка. Десантура… Службой гордится, оттого и выставил тельняшку на обозрение. Вот только чем он занимался на службе, неясно, может быть, носки стирал у старшего призыва. «Дедушки» любят поприпахивать именно таких лощеных и мускулистых (будет что потом вспомнить на гражданке), превращающихся за пределами спортивного зала в кабинетных ягнят.
Подталкиваемый удалым озорством, Федор шагнул вперед. Верзила снисходительно посматривал на него, соображая, как поудачнее ухватить, чтобы швырнуть с лестницы, и беззлобно спросил:
– Тебе что, парень, жить надоело?
Еще одна грубая ошибка: с людьми, тем более с незнакомыми, следует разговаривать уважительно, потому что совершенно неизвестно, что он за человек и что за предмет оттопыривает его карман.
В напряженные минуты Баскаков становился спокойным, как объевшийся до отвала удав. Казалось, не существовало силы, которая могла бы вывести его из безмятежного состояния. В такие минуты он как бы посматривал на себя со стороны и видел двух повздоривших мужчин, где преимущество было на стороне плечистого, уверенно напиравшего. Через секунду тот просто сметет его с лестницы, а потом затопчет своими слоновьими ногами в асфальт.
Он не любил это накатывавшее состояние: окружающее пространство в какой-то момент переставало существовать, гудки автомобилей, проезжавших по трассе, становились глуше, будто бы разделенные километрами застроенных кварталов, он не замечал приостановившихся прохожих, с интересом посматривающих на разрастающийся конфликт; официант, проходивший мимо, уронил поднос, но Федор не слышал грохота. Человек, стоявший перед ним, заслонил своей широкой спиной не только горизонт с застроенными вдали домами, но и всю вселенную. Сказать, что он его ненавидел, было бы неправильно, тот просто мешал ему дышать.
И когда пальцы протянутой руки уже готовы были сомкнуться на его загривке, Федор выдернул из кармана пистолет и наставил ствол в лоб верзиле, глядя в перекосившееся от страха лицо.
– Парень, ты чего? – сдавленно сглотнув, спросил здоровяк. – Шуток, что ли, не понимаешь?
– Жить, значит, хочешь, – удовлетворенно протянул Федор, поймав себя на том, что наслаждается своим могуществом. Достаточно только надавить на курок, и красивый, без единой морщинки, лоб его врага брызнет костяными осколками.
– Не глупи, парень, опусти ствол, – выдавил из себя охранник.
– И не надейся… Считаю до трех, потом стреляю. Раз… два…
Вокруг образовался вакуум, разом куда-то пропали все звуки. Так они стояли бесконечно долго, пока возникшее безмолвие не разодрал пронзительный женский крик. Повернувшись, Федор увидел молодую женщину, стоявшую на тротуаре с широко раскрытыми от ужаса глазами. Заприметив направленный на нее взгляд, она в страхе зажала рот узенькой ладошкой. А здоровяк как-то ссутулился и сразу уменьшился в росте, словно взвалил на себя страшное грехопадение.
– Так-то оно будет правильнее, – сунул пистолет в карман куртки Федор и затопал к припаркованной машине, раздвинув взглядом столпившихся любопытных.
Когда до машины оставалось каких-то пару шагов, он вдруг ощутил сильный толчок в спину и, уже падая, почувствовал, как кто-то тяжело навалился ему на плечи, вжал его в асфальт, не давая возможности пошевелиться. На зубах неприятно захрустела хрупкая дорожная пыль. Кто-то безжалостно, до боли в суставах, принялся выворачивать ему руки.
– Крепче держи этого гада, чтобы не вывернулся! – зло выкрикнули за его спиной. На запястья трескуче лег липкий скотч, подавляя сопротивление, затем две пары крепких рук оторвали его от земли и поволокли в микроавтобус, стоявший у обочины.
– Так ему и надо, – раздался позади торжествующий женский возглас.
Дверца автобуса вжикнула, открываясь. Не давая возможности поднять голову, кто-то схватил Федора за ворот и втянул в салон. Разбивая колени о металлический порог, он растянулся прямо на полу между креслами.
– Поехали! – распорядился чей-то командный голос. – Чего народ пугать. Не окажись мы здесь случайно, еще неизвестно, чем бы все это закончилось.
Машина, пугнув коротким сигналом толпу, выехала на дорогу и вскоре скрылась из вида.
Федору и прежде приходилось бывать в отделении. Но то несерьезно, по «хулиганке». Сейчас к нему отнеслись с подобающим уважением. Вместо привычного «обезьянника», больше предназначенного для бомжей и нерадивых граждан, ему отвели отдельную камеру, куда помещали особо опасных. Вполне сносное жилье для одного человека. Имелся даже тонкий матрас с подушкой, а в воздухе витал какой-то сладковатый аромат, щекотавший ноздри. Надо полагать, что прежний сиделец предпочитал пользоваться дорогим парфюмом. Единственное неудобство – тесноватые наручники.
Ночью неожиданно в замке зашаркали ключи, дверь распахнулась, и на пороге появился высокий сержант. Хмыкнув, он грубо приказал:
– На выход! Это тебе не гостиница.
– Начальник, браслеты жмут, – поднял Баскаков руки.
– Ничего, потерпишь.
Сержант вывел Федора в коридор, по одну сторону которого располагались камеры, по другую – стенды с газетами, закрепленными на длинных деревянных планках и вещавшими о трудных буднях служителей правопорядка. Надо полагать, что развешаны газеты были в качестве воспитательной меры для клиентов. Вот только имеется ли у задержанных лишних полчаса, чтобы ознакомиться с передовицами?
