— Ну хорошо, — сказала Женечка.
Ровно через восемь минут вышел Виктор.
Шофер выскочил и открыл перед ним дверь.
— Почему ты ее не прогнал? — спросил он его.
Шофер, положительного вида мужчина лет сорока (отец семейства), побагровел и не ответил.
— Почему ты не усадил ее в машину? — задал Виктор второй вопрос.
На багровом лице шофера проступили белые пятна.
— Зачем ты мучишь человека? Тебе это нравится? — вступилась Женечка.
— Специально я никогда никого не мучаю, — сказал Виктор. — Только по делу. Мы едем ко мне?
— Да.
— Хорошо.
Повторился вчерашний маршрут до большого дома с террасами.
На этот раз Женечка вышла.
Они поднялись на десятый этаж.
— Почти пентхаус, — сказала Женечка.
— Почти.
— Чтобы над тобой никого не было?
— Именно так.
Квартира поразила Женечку. В Женечке было все-таки достаточно простодушия и бытовой нормальности, чтобы удивляться бытовым вещам, если они того достойны.
Квартира имела восемь комнат на двух уровнях: по четыре на каждом этаже. Первый этаж: кабинет, просторный зал для гостей, небольшая столовая, библиотека. Второй этаж: две спальни, тренажерный зал и еще одна комната для гостей, но более уютная и интимная, чем внизу, там скорее всего проводились деловые беседы, а здесь от этих бесед отдыхали. На первом этаже было два туалета, на втором по ванной с туалетом в спальнях и еще туалет отдельно — для гостей.
На террасе зеленел настоящий газон, растущий на настоящей земле. Несколько легких деревянных столиков, стулья, плетеные шезлонги — и больше ничего.
Главное, что понравилось Женечке, — никакого намека на стандарт, на так называемый евроремонт, везде — простор, ничего лишнего. Мебели мало, и она элегантна, но сугубо функциональна. Никакого антиквариата, который, даже и подлинный, в современных квартирах почему-то выглядит бутафорией, подделкой.
Пожалуй, лишь спальни выглядели пижонски: одна совершенно белая: белые стены и потолок, белые шторы, белая деревянная большая кровать, белое ворсистое покрытие пола, белое постельное белье, вторая абсолютно черная: и стены, и пол, и постель, и даже рамы окон были черными, и, само собой, черные шторы на окнах.
— В какой ты обычно спишь? — спросила Женечка.
— Ни в какой.
— А где же?
Виктор помедлил и повел ее в ванную, что была в белой комнате. Там он нажал на какую-то кнопку, одна стена тихо отъехала — и Женечка увидела комнатку, в которой едва помешались узкий бельевой шкафчик, прикроватная тумбочка, сама кровать, очень простая, и стул. Окно было занавешено зеленоватым ситчиком.
— Тебе здесь хорошо? — спросила Женечка.
— Только здесь.
— Ты не любишь свою квартиру?
— Я не чувствую ее своей. Всегда ощущение, что приходишь в чужой дом. Просто не привык еще, ей всего два месяца.
— Неужели у тебя коттеджа нет?
— Есть. И сад вокруг, и лес рядом, но, оказывается, я всю эту природу терпеть не могу. Мне там скучно. Там сторож с семьей живет.
— А сам ты действительно до сорока лет не собираешься жениться?
— Я не хочу об этом говорить. Я о другом думаю. Обычно, взяв женщину, я тут же к ней охладеваю. Я очень на это надеюсь. Понимаешь?
Она понимала. Но думала не о нем, а о себе. Ей хотелось узнать, действительно ли Дмитрий расколдовал ее? Если да, то она станет наконец обычной, нормальной женщиной не только для себя, но и для других. Если нет, тогда… Неизвестно, что тогда.
— Ну? — сказал Виктор.
— Здесь?
— Да.
— Хорошо.
Она хотела раздеться, но он сказал:
— Не надо. И не здесь. Пойдем.
Привел ее в черную комнату, зашторил окна, стало совсем темно, они еле различали друг друга.
Но раздеться он ей так и не позволил и сам остался в костюме.
Он использовал ее примитивно и монотонно, не позволив даже лечь, использовал как резиновую куклу и после этого сразу же ушел.
Приведя себя в порядок, она вышла и увидела его стоящим у окна.
— Ничего не почувствовала? — спросил он, не оборачиваясь.
— Нет.
— Это хорошо. Может, даже неприязнь ко мне?
— Пожалуй.
— Это очень хорошо. И я ничего особенного не почувствовал. Ничего в тебе нет необыкновенного.
— Все равно спасибо тебе. Я узнала очень важную вещь.
— Какую?
— Тебе это неинтересно.
— Какую? — требовательно сказал он.
— Понимаешь, почему-то раньше со мной не могли. Только Дмитрий сумел.
— Очень понимаю. Я подстраховался. Я таблетки выпил специальные час назад.
— Если женщина не нравится, никакие таблетки не помогут.
— Нравилась. Раньше. Я освободился. Ты мне больше не нужна.
— Ладно. Всего хорошего.
— Тебе того же. Шофер тебя отвезет, я сейчас позвоню ему.
— Спасибо.
Дмитрий поджидал ее с нетерпением.
— Радуйся, — сказала ему Женечка.
— Так я и думал. И это вся твоя ко мне любовь?
— Но ты же этого хотел?
— Если я сказал, что я этого хочу, это не значит, что я на самом деле этого хочу! Не дура последняя, могла бы разобраться! И даже если я на самом деле этого захотел, ты должна была сделать так, чтобы я не хотел этого! А ты с радостью бросилась ему на шею! Ты его сама нашла сегодня?
— Да.
— Шваль! Сволочь! Проститутка! — завизжал Дмитрий и швырнул в нее чайной чашкой.
Та пролетела близко от лица. Дмитрий тут же подбежал, схватил ее за плечи:
— Не задел? Не задел? А?
— Все в порядке.
— Ты меня прости. Ты меня не бросай, пожалуйста. Я уже начал работать, ты представляешь? Я понял, что могу, даже если ты здесь. Вот, посмотри!
Он подвел ее к загрунтованному холсту, на котором ничего не было, кроме этого грунта.
— Видишь?
— Нет, — честно сказала Женечка.
— Дура! Вот точка, вот и вот! Я уже организовал пространство этими точками! Организовать пространство — это уже половина картины. Вот, видишь?
— Вижу, — заметила она три маленькие крапинки.
— Я могу! Я даже и тебя напишу, вот увидишь. Ты же не бросишь меня?
