Втроем — вместе с пожилым электриком — они стали осматривать машинный зал.
— А это что за дверь? — толкнулся Синягин в закрытую подсобку.
— Чулан. Ветошь храним, инструменты…
— Откройте!
Пока рабочий бегал за ключами, а Лейбович осматривал пожарный щит, «капитан» открыл фидерную коробку и сунул туда «апфелькухен». «То, что надо! — одобрил он свой выбор. — Рванет фидер — станция обесточится минимум на сутки. А там…» А там ее введут в строй уже немецкие специалисты.
Тем временем открыли подсобку и, конечно же, ничего подозрительного в ней не нашли.
— Ладно! — сказал «капитан». — Будем надеяться, что предупреждение оказалось ложным. Работайте! В случае чего — позвоните мне по телефону. Запишите: 12–34.
Лейбович обрадованно кивнул и поспешил к своему пульту. Синягин посмотрел на часы: мина взорвется через тридцать минут… Он еще раз посмотрел на лысого вождя и с удовольствием представил, как портрет сметет взрывом.
* * *
Синягин шагал по привокзальной улице — к Брестскому вокзалу. Теперь он чувствовал себя намного уверенней: военная форма прикрывала его весьма надежно, как некая шапка-невидимка. Сине-красная фуражка НКВД вызывала у окружающих опасливое уважение. Вот высокий красноармеец в пилотке прошел мимо и четко козырнул. «Капитан» ответил. Но красноармейцы его не интересовали — он выискивал командиров, и желательно одиночных… Занял позицию у схода моста через привокзальные пути. Хорошее место — полутемное и почти безлюдное. Поодаль пивная будка. Возле нее два мужика набирали в бидончик пиво. Сейчас уйдут и вообще никого не останется.
Синягин прохаживался вдоль ступенек с видом человека, к которому опаздывает на свидание подруга. Он волновался, но это волнение было совсем иного рода. Душу его наполняло предощущение разгула мощной стихии, вроде землетрясения или цунами. Оно должно грянуть нынешней ночью. О нем никто здесь не подозревает. Но он-то знает — вот-вот нахлынет на город огромная огненная волна! Да что город — вся Россия будет подвергнута великому огненному очищению! Рухнет четвертьвековое иго большевизма. Это будет реванш за 20-й год. В 1918 году немцы не смогли помочь России сбросить наглых захватчиков государственной власти. Германия сама оказалась в подобной же беде. Но вот теперь свершится великая историческая справедливость: возродившаяся великая держава придет на помощь другой великой державе и это будет могучий дружеский союз на страх англо-саксам и всей мировой плутократии! Российский бык с рогами из крупповской стали сметет однажды всех своих наглых матадоров. Великая коррида начнется сегодня огненным ураганом. И он, Александр Синягин, потомок древнего дворянского рода — буревестник этого урагана. Как там у большевистского классика: «Буря! Пусть сильнее грянет буря!»
Там, дома, в берлинском пригороде Фронау, Синягин почитывал время от времени книги из Советской России. Ни одну из них он не смог осилить — претила фальшь, холопское воспевание режима. Лишь «Тихий Дон» был прочитан до конца. С его страниц веяло правдой былой жизни, да и написана книга была не на советском новоязе, а на хорошем русском языке…
О, погас свет! Фонари погасли, окна в домах — сработал «апфелькухен»! Главная часть его миссии была выполнена. Синягин поздравил себя с удачей. По такому поводу можно было выпить и кружку пива. Конечно, это жи-гу-лев-ское ни в какое сравнение не могло идти с лёвенброем, но все же слегка освежало, а главное, позволяло спокойно следить за переходным мостом. Продавщица в некогда белом фартуке, ворча по поводу внезапно отключившегося света, зажгла свечу, поставила ее в пустую пивную кружку и принялась подсчитывать дневную выручку.
Внимание — цель! По переходному мосту бежал военный с чемоданчиком. Возможно, в нем важные документы. Иначе чего ему так бежать? «Капитан» оставил недопитую кружку и двинулся к лестнице. По деревянным ступенькам схода торопливо грохотали сапоги. Лейтенант с артиллерийскими эмблемами.
— Товарищ лейтенант! Подойдите ко мне! — окликнул бегущего Синягин.
Лейтенант неохотно повиновался. Козырнул. Синягин скользнул взглядом по рукавам — нет ли золотистой звезды политсостава. Нет. Но все равно это был враг — красный командир.
— Ваши документы!
Артиллерист протянул удостоверение личности. «Капитан» небрежно перелистал его.
— Что в чемоданчике?
— Ничего особенного. Личные вещи.
— Покажите… Да не здесь! Пройдемте туда.
— А в чем дело, товарищ капитан?
— Вы что, не знаете, что с двадцати ноль-ноль в гарнизоне объявлен комендантский час?
— Да я только что с поезда. В часть опаздываю.
— Вы что — не видите, что в городе нет света? — грозно повысил голос «капитан» и зачем-то расстегнул полевую сумку. — Только что взорвали электростанцию.
Они отошли к опоре моста, где было еще темнее, чем у схода.
— Да не взрывал я электростанцию, товарищ капитан! — отшучивался лейтенант, присев у чемоданчика. Это была последняя шутка в его жизни. Острейшая финка с легким хрустом вошла под левую лопатку, и лейтенант, коротко всхлипнув, упал лицом вниз. «Капитан» обтер лезвие о подол его гимнастерки и спрятал финку в полевую сумку.
— Ну, вот и началось великое очищение… — прошептал Синягин. — Это вам за отца! Господи, милостив буди мне грешному…
Он оттащил убитого под мост — в самую темноту, забрал чемоданчик и быстро взбежал по ступенькам. Сейчас лучше всего перейти на другую сторону города. Железная дорога с ее широким привокзальным многопутьем разделяла Брест на две части: северную и более старую — южную. Синягин поспешил на южную, где располагалась Крепость и где проходила главная городская магистраль. Из старинного парка доносились звуки музыки. Несмотря на погасший свет там, на танцевальной площадке, играл духовой оркестр. «Дунайские волны» — любимый вальс отца. Это отец давал знать, что он принял сыновье отмщенье. «Надо же, — приятно удивился Синягин. — Комиссары не упразднили «царские вальсы». Он присел на скамейку — перевести дух. Положил на колени чемоданчик, но замок был заперт на ключик. Конечно, ничего не стоило взломать его финкой, но делать это на людях не стоило. Мимо проходили безмятежные парочки. Красноармейцы догуливали свои последние мирные часы. Синягин — в который раз в течение дня — ощутил свое всемогущество. Кто предупрежден, тот вооружен. А кто предупрежден да еще вооружен, да еще прикрыт «шапкой-невидимкой» — тот просто непобедим!
Это было сильное пьянящее чувство — собственной неуязвимости и безнаказанности. Сегодня и здесь я могу все, сегодня и здесь мне позволено все! Его слегка трясло от перевозбуждения. Он уже пролил первую вражескую кровь! Он уже нанес свои первые удары ненавистному врагу.
Конечно, это не очень укладывалось в рамки офицерской чести — бить противника в спину. Но ведь это бесчестный противник. Кому не известно, как коварны большевики в своих тайных расправах?! Как низко и подло похитили они генерала Кутепова! Или генерала Миллера… «Нет, с ними нужно только так, как они поступают с нами!» С этой мыслью Синягин встал и двинулся дальше в поисках новых подвигов. Сегодня день великого отмщения!
