— Ты кто? — спросил кавказец, выкладывая на бочку новый лист бумаги.
— Я командир истребительного полка майор Макаров. И прошу мне не «тыкать»! Я все-таки старший по званию.
Особист вспылил:
— Старший по званию здесь я! А ты, — нажал он на слово «ты», — подозрительный «окруженец», без документов, без знаков различия, без оружия!
Тут взвился Макаров:
— Как это «без оружия»?! — он выхватил из-за пазухи пистолет ТТ. — А это ты видел?! Вот это мое табельное оружие, которое я никогда не терял! А ты, сука, сейчас позвонишь старшему авиационному начальнику и спросишь его, кто такой майор Макаров из Росси и как доставить его на ближайший аэродром.
Макаров недвусмысленно тыкал стволом в коробку полевого телефона. И старлей, понимая, что совершил грубейшую, недопустимую для особиста ошибку — не обыскал доставленных ему людей, — нехотя снял трубку и покрутил ручку магнето.
— «Роща», «Роща», дай «Акацию»!.. «Акация»? Старший лейтенант Мамедов, особый отдел. Тут у меня человек задержан. Говорит, что командир авиаполка майор Макаров. Такого знаете? Нет?
Макаров вырвал у старшого трубку, не сводя с него пистолета.
— Командир 112-го истребительного авиаполка майор Макаров. Вышел из окружения. Прошу разрешения прибыть для дальнейшего прохождения службы!
После пяти минут уточнений и разъяснений, называния фамилий и обстоятельств Макаров с торжествующим видом протянул трубку особисту.
— Есть, товарищ полковник, — скривился тот. — Понял, товарищ полковник. Но в протоколе я сошлюсь на вас… Есть… Спасибо за разъяснение.
Положил трубку в гнездо и, не глядя на Макарова, процедил сквозь зубы:
— Вы свободны. Следуйте в штаб армии…
На прощание Макаров крепко обнял Синягина.
— Ну, капитан, не поминай лихом! После войны свидимся, коли живыми будем. — И погрозил пальцем старлею: — Смотри, моего друга не обижай! Мы с ним вместе выходили, раны вместе лечили.
Майор Макаров прибыл в штаб воздушной армии, где его поджидал бывший училищный однокашник.
Полк ему не дали. Назначили с понижением — командиром эскадрильи. Войну полковник Макаров закончил под Веной командиром авиадивизии, с тремя орденами Красного Знамени, орденом Богдана Хмельницкого и густой завесой медалей. Но погиб в конце 1945 года в автокатастрофе под Вильнюсом.
* * *
Теперь Синягин остался наедине со старшим лейтенантом Мамедовым. Тот расстегнул кобуру и, наученный горьким опытом, осведомился:
— Оружие есть?
— Есть, — Синягин, поколебавшись несколько секунд, положил на бочку свой ТТ, и Мамедов тут же извлек из него обойму.
Синягин досадовал на себя за то, что влип в эту проверочную историю, но не сомневался, что благополучно выпутается. Что стоит против него, тренированного «брандербужца», этот полуграмотный чернявый старлей?! Но тот вцепился в него мертвой хваткой, возможно, возмещая фиаско с майором. А может быть, чутье подсказывало ему, что на сей раз он имеет дело со скрытым врагом. Его весьма насторожили несколько путаные ответы этого, якобы, капитана НКВД. Старая, весьма примитивная легенда, пригодная для первых дней войны, здесь явно не проходила.
Синягин не смог правильно назвать училище, в котором он обучался, назвал наугад — Ленинградское, и тут же поплыл на дополнительных вопросах. Въедливый кавказец прихватывал его на мелочах, которых Синягин не знал, но обязан был знать как капитан НКВД. В конце концов Синягин стал прикидывать, как лучше вырубить этого дотошного чекиста. Помимо всего прочего, это был именно тот самый враг, из-за которого он и вступил в германскую армию — чекист, комиссар, сталинист. Он собирался врезать ему ребром ладони по шее, в том месте, где проходит сонная артерия. Убийственный удар! Надо было только занять удобную позицию для быстрого и точного броска. А дальше? А дальше забрать его оружие, документы и уйти в лес, из которого его сюда привели. Тем более что неподалеку разгорелась отчаянная стрельба. Долго-долго, захлебываясь в собственном лае, били пулеметы и ахали минометные залпы.
«А может быть, просто тянуть время?»
Старшему лейтенанту Мамедову тоже хотелось побыстрее избавиться от подозрительного типа: «Пустить бы его в расход по обстоятельствам военного времени и резко ухудшившейся ситуации на фронте! Грохнуть его, именем Родины, прямо здесь, да и закопать в картофельном бурте. Благо все равно эту деревню, судя по нарастающей перестрелке, придется покидать…»
Сомнения и колебания обоих решил подполковник с перевязанной головой. Он распахнул дверь и, разглядев в полутьме двух командиров, заорал:
— Какого хрена вы здесь сидите? У меня всех ротных повыбивало, а вы тут отсиживаетесь?!
— Никак нет! — привскочил Мамедов. — Проясняю подозрительную личность.
— Сейчас сюда немцы нагрянут! Они вас обоих прояснят! Марш в строй!
Пререкаться с разъяренным подполковником было опасно: слишком убедительно он размахивал наганом. Синягин подскочил к бочке и схватил свой пистолет. Особист мрачно глянул на него и расстегнул кобуру. Оба зло схлестнулись глазами.
— За мной! — крикнул подполковник и перескочил высокий порог бурта, за ним сиганул Синягин, ожидая выстрела в спину, но выстрела не последовало. Они отбежали шагов на сорок, ккогда над головой провыли три мины, и две из них угодили в картофелехранилище. Крыша вздыбилась и рухнула. Все трое невольно оглянулись и ощутили себя величайшими счастливцами.
— Старшой, беги вон в тот овражек и принимай роту. Или то, что от нее осталось. А ты, капитан, — за мной!
Они бросились в сторону большого колхозного сада, разбитого по склону пологого холма. Но не добежали, кинулись в траву — пули настойчиво искали их непокрытые головы. Поползли. Синягин лихорадочно соображал, как выйти из этой трагикомической ситуации. Этот подполковник, комбат или командир полка, ни сном, ни духом не чуял, что вверяет роту в руки немецкого диверсанта. А кавказец вовсе не так прост — сразу почуял неладное… Подполковник же в запале боя готов хоть папу римского на роту поставить, лишь бы рота не рассеялась, не разбежалась… Пристрелить бы его сейчас да уползти, хотя бы в ту лощинку, а там и до леса рукой подать. Но в пистолете, как назло, не было ни одного патрона! Хитрый жук особист успел вытащить из него обойму.
— Товарищ подполковник, — окликнул командира Синягин. — Поделитесь патронами. Магазин пустой. Даже застрелиться нечем.
— Ты эти мысль брось, капитан. Застрелиться каждый дурак сможет… Держи! — подполковник выгреб из кармана пригоршню патронов и протянул их, словно горсть орехов. — Во врага надо стрелять, а не в себя.
Ох, не чуял подполковник, кому дает патроны!
Укрывшись под корневищем вывороченной сосны, Синягин зарядил пистолет. Патронов хватило на всю обойму да еще два осталось в запасе. На душе полегчало — горе безоружному на войне.
