Его поражала эта беспредельная русская доверчивость: никто не чуял в нем лютого опасного врага — ни Таня, ни выходивший его дед-лесовик, ни веселый летчик Макаров, ни этот отчаянный подполковник… Это надо же — взять и отсыпать патроны своему вероятному убийце! Один лишь этот старлей, как его, Мамедов, взял след своим точным нюхом. Но спасибо подполковнику — выручил… На свою голову.
Они добрались до сада. Яблони с обвисшими под тяжестью наливающихся плодов ветвями, уходили по южному скату ровными рядами, оставляя северо-западный склон голым. Под ним пробегала узкая полузаросшая рогозом речушка, а через нее был перекинут деревянный — в один пролет — мосток, который и прикрывала, зарывшись в неглубокие окопчики, весьма поредевшая рота.
— Эй! — крикнул подполковник ближайшему бойцу. — Позови командира. Кто у вас тут командует?
— Старшина Синягин.
«Ух, ты! — удивился капитан. — Однофамилец!»
Он ни разу еще не встречал людей с этой звучной, но довольно редкой фамилией.
Старшина не заставил себя долго ждать. Прибежал, отряхивая с колен налипшую глину. Был он немолод, широколиц, с прокуренными до рыжины усами, со старшинской «пилой» в малиновых петлицах и в новенькой неисцарапанной каске на голове. По каске ползла садовая улитка. Чему-то усмехнувшись, подполковник сбил улитку щелчком.
— Старшина Синягин по вашему приказанию прибыл!
— Принимай нового ротного, старшина.
Константин протянул руку:
— Я тоже Синягин. Может, родственники?
— А все может быть, — улыбнулся старшина. — Мы муромские. А вы откель?
«А мы берлинские», — отметил про себя капитан, но вслух сказал:
— А мы с Дона.
— Ну тоже недалече.
— Так, старшина, — оборвал его подполковник. — Доложи обстановку!
— Немцев мы не пустили. Хотели туточки прорваться. Ну, они нас из минометов покрошили. В первом взводе — он там, в низинке, штыков десять осталось… У меня тут поболе — семнадцать бойцов. А в третьем — еще не доложили. Там тоже не больше… Куда раненых, товарищ подполковник? У нас их двенадцать душ…
— За ранеными пришлю при первой возможности…
— Да и боеприпас на исходе. Гранат и вовсе нет, хоть яблоками отбивайся, — старшина пнул яблоко: вся трава была усеяна зелеными яблоками, сбитыми взрывными волнами.
— Вижу и танков у тебя маловато, — невесело сострил подполковник. — И в артиллерии нехватка. Был бы у меня склад, я бы вам все отдал.
— Знать бы прикуп, жил бы в Сочи…
— Вот тебе новый ротный, с него и спрашивай. А я что смогу, то подброшу. И вам в первую очередь. А пока боевая задача одна: удержать эту высотку и этот мостик любой ценой! Капитан, это надо сделать, — уже не приказал, а попросил подполковник. — Иначе нам всем хана.
— Будем держаться, — обнадежил его Синягин и тут поймал на себе три внимательных взгляда: три красноармейца — мятые пилотки съезжали с их стриженых голов — смотрели на него из окопов, как из недорытых могил, смотрели с надеждой и верой: «Ты командир, — читалось в их глазах, — ты все знаешь и умеешь, ты придумаешь, как отвести ворога и спасти нас!»
У Синягина даже мурашки по спине побежали от их пронзительных взглядов. Они, эти обреченные мужики и парни, уже стояли одной ногой в своих могилах. Они уже видели, как полегла большая часть их роты, и теперь в новом бою их ожидала та же участь — окровавленные тела, разбитые головы, хриплые стоны смертельно раненных… И если Синягин уже наметил план своих действий — «сейчас под видом того, что мне нужно в первый взвод, спущусь в низинку и там исчезну в кустах», — то теперь он решил повременить. «А подыграю-ка я красным! Право, в этом есть нечто забавное… Пусть тевтоны не думают, что русские так и лягут им под ноги…Уж слишком легко маршируют они на восток…»
— Старшина, что у вас из оружия?
— Два «дегтяря», винтовки да пара «лимонок», если наберется, то и ладно.
— Негусто…
— Они сейчас танки пустят. У них, как только найдет коса на камень, так они сразу танки пускают — пехоте дорогу пробивать.
Это Синягин знал и без старшины. Цепким взглядом он еще раз окинул местность. Берега у речушки топкие, хотя и неширокая, но танки не пройдут.
— Мостик надо взорвать! — распорядился он.
— Чем прикажете? — насупился старшина. — У нас ни крошки тола. Была бы хоть одна граната поувесистей… «Лимонкой» его разве возьмешь?
— Топоры, пилы есть?
— Откуда?
— Есть пила! — откликнулся паренек из окопа. — Там в саду возле сторожки стояла.
— А ну, дуй за ней! — приказал старшина.
Синягин излагал свой план боя коротко и безоговорочно, как приказ:
— Мостовые опоры подпилить. Под первым же танком мостик рухнет. Остальные съедут с проселка и станут долбать нас из пушек. Поэтому пулеметные гнезда раньше времени не открывать. А всему взводу, выставив наблюдателя, перебраться за обратный скат.
— Минометами достанут, — усомнился старшина.
— Минометчики пойдут в боевых порядках пехоты. Поэтому первый взвод с ручным пулеметом ударит им во фланг и отсечет их от танков. Для этого возьмешь взвод и займешь позицию за речушкой.
— Понял, — одобрительно кивнул однофамилец.
— А третий взвод будет в резерве. И если пехота прорвется и полезет на высотку, ее встретим мы — с фронта, резерв — с фланга.
В училище на ящике с песком Синягин решал и не такие тактические задачи. Им давали знания до уровня командира батальона. Плюс спецподготовка. Все это позволяло Синягину надеяться, что он выиграет бой даже такими малыми силами. Неожиданность плюс грамотный расчет. Ему очень хотелось проверить свои командные способности на практике. То, что он мог попасть под «дружественный» огонь, только подогревало азарт. В конце концов, риск, авантюры, бой — это его стихия. Именно в ней он ощущал себя сверхчеловеком.
«Только один этот бой, а потом уйду, — обещал себе Синягин. — Не мешало бы раздобыть каску. Риск риском, а осторожность не помешает». Он подобрал с бруствера каску убежавшего за пилой бойца и пошел вместе со старшиной осматривать позиции.
— Откуда полк? — спросил Синягин.
— Из Сибири прислали. С Алтая.
— А сам муромский?
— Так точно. Призвали на финскую. А теперь вот здесь…
— Ну и где легче?
— Тут жарче… — уклончиво ответил старшина.
Солнце и в самом деле жгло немилосердно. Боец принес и пилу, и топор, так что три красноармейца довольно быстро подпилили-подрубили опоры мостика и вовремя: из-за опушки, которую огибал проселок, послышался гул танковых моторов.
— Все! Разбежались по местам! — успел пожать руку старшине Синягин. Он бросился на высотку и приказал всем окапываться с обратной стороны ската. Сам же остался с наблюдателем. Подобрал крупное яблоко, обтер его подолом гимнастерки и яростно вгрызся в сочную мякоть. Яблоко вполне заменяло ему сейчас сигарету.
