— Если бы я был перебежчиком, у меня были бы погоны рядового. Обер-фельдфебеля перебежчикам не дают. Да и вообще, их в лагерь отправляют.
— А машина у тебя откуда? — вставил свое слово Степаныч.
— Машина тоже трофейная. Я на ней приехал, чтобы забрать своего командира. Он сегодня под Борисовом эшелон взорвал. Может, слышали?
— Нет. Ничего мы не слышали. Но завтра выясню — врешь ты, парень, или правду сказал. От того и жизнь твоя будет зависеть… Из каких краев будешь-то, господин фельдфебель?
Пропустив мимо ушей «фельдфебеля», Сергей повел рассказ про Сталинград, про сельхозинститут, про танковую «учебку» и финскую войну, про редакцию газеты и про выход из Бреста…
Слушатели даже опешили:
— Ну, ты мастак баланду травить! — покачал головой командир в малиновых петлицах. — И танкист, и ботаник, и фотокорреспондент. И швец, и жнец, и на дуде игрец!
— Одно слово — Кобра изворотливая! — хмыкнул Степаныч.
— Да он больше на ужа под вилами похож, — вставил кто-то.
— А скажи мне, танкист-ботаник, фотограф-политрук, а что это за травка такая? — командир отряда покрутил в пальцах стебелек мяты.
— Мята перечная, род многолетних, семейство густоцветных, — доложил Сергей, слегка улыбаясь. («Нашел, на чем поймать!»)
— Ну, а почва у нас тут какая? — поднес экзаменатор свечу к потолку землянки.
Сергей размял комочек, отковыряв его с верха земляной стенки.
— Серый лесной подзол. Может, вам про почвенную теорию Докучаева рассказать или про севооборот?
— Ну, давай про Докучаева изложи, — милостиво разрешил командир. Ему уже и самому становилось интересно.
Сергей откашлялся, как перед докладом:
— Василий Васильевич Докучаев первым создал научную классификацию почв. Он утверждал, что почва — это как бы промежуточный этап между живым организмом и неживой природой, то есть почву можно рассматривать как полуживую природу, поскольку она обладает неким зачатком обмена веществ, и прежде всего газообмена и водной среды…
Лобов сел на своего конька — писал по Докучаеву диплом. Командир замахал руками:
— Хорош, хорош! Тормози… Теперь проверим, какой из тебя танкист. Ну-ка, Степаныч, спроси его!
— А на какой машине ты мехводом был? — вопросил Степаныч.
— На Т-26.
— Сколько твой танк весил?
— Двенадцать тонн.
— Ой, брешешь! Многовато будет.
— А нам поставили усиленные рессоры, да еще экраны установили. И броню подбашенной коробки усилили до 20 миллиметров. Вот и набежала пара тонн.
— Ну, ладно. А ширину гусеницы помнишь?
— 26 сантиметров.
— А стопорение траковых пальцев какое было?
— Сначала шплинты были, потом на кольца заменили.
— Ну, ладно, в танках шурупишь. А кто ты там еще у нас? Политрук?
— Ну, политрук я только по званию. Мне в редакции дали, поскольку у меня высшее образование.
— Все равно на политзанятия ходил. Марксизм-ленинизм учил. Ну-ка, три источника — три составные части марксизма-ленинизма?
Наверное, они все-таки хотели его завалить. А потом пристрелить без особых угрызений совести. Так начинало уже казаться Сергею. Слишком уж долго шли испытания.
— Та-а-ак… Диалектику Маркс взял у Гегеля, материализм — у Фейербаха, а политическую экономию у Адама Смита и Рикардо….
— Хм… Взял… Творчески переработал! Ну ладно, в целом зачет… Теселкин!
— Я!
— Ты у нас фотограф. Ну-ка поинтересуйся!
— Интересуюсь: какие химикаты входят в проявитель?
Сергей облегченно вздохнул. Он снова попадал в свою стихию:
— Метол. Но я еще и гидрохинон добавляю. И как антиокислитель — сульфат натрия. А чтобы «вуали» не было, добавляю бромид натрия.
— Ишь ты, силен! Насчет бромида я и не знал, — удивился Теселкин.
— Ладно, хлопцы, — распорядился командир. — Налейте этой Кобре чаю.
В кружку с чаем командир бросил листочки той самой мяты, с которой и начал экзаменовку. Но испытания еще не кончились. Командир снял со столика газету, которая покрывала его вместо скатерти. Это был старый, еще довоенный номер «Красноармейской правды».
— Кто там у вас главным редактором был?
— Ответственный редактор — полковой комиссар Макеев.
Командир заглянул в выходные данные газеты и удовлетворенно крякнул:
— В точку! Есть такой!
— А вот и мой материальчик! — радостно воскликнул Сергей, увидев две знакомые фотографии. — Это репортаж из пружанского гарнизона. Вот тут под текстом подпись идет: «Мл. политрук С. Лобов».
Это был триумф! Полная победа! Газету передавали из рук в руки, подносили поближе к свече.
— Ну, газете я доверяю! — обрадованно заключил командир. Документ, однако. Так что живи, товарищ политрук, он же обер-фельдфебель. Вот только непонятно мне, зачем ты немецкую форму напялил?
— Я же объяснял: у нас все в группе в немецкой форме — с убитых фрицев поснимали. И не моя она вовсе: вон даже брюки велики. Немец толстопузый был.
Лобов расстегнул китель и продемонстрировал всем, насколько велики ему брюки.
— Тоже аргумент! — усмехнулся командир.
— А иначе бы нас в Минск не пропустили.
— А чего вас в Минск понесло?
— Задание из Центра, из Москвы получили: срывать немецкие перевозки. Вот вчера и сорвали… Товарищ командир, отпустите меня в Минск, меня там мои люди ждут!
— Что за люди?
— Экипаж радиомашины. Мы же радиомашину туда перегнали.
— Радио, говоришь? Интересное кино! Сюда бы ее перегнать. Вот бы где сгодилась! А, Степаныч?
— Еще как сгодилась бы!
— А на что? Вышел в эфир, немцы тут же тебя запеленговали — и кукен-квакен!
— Так там еще и приемник есть. Слушать новости будем.
— Вот приемник — это дело! В легковушку бы его загрузить да сюда доставить… Эй, танкист-фотограф, бери своих людей, приемник и все, что сможете, да и валите к нам сюда. У нас та же задача, что и у вас. Вместе немцев крушить будем.
Сергей согласился не раздумывая. Это был выход из тупика: да и Лунь приказал в леса уходить. Вот он, лес — лучшего и не надо.
— Привезу, если только машина моя заведется.
— Да, машину мы вчера малость поколотили, — почесал в затылке Степаныч.
— Проверьте — может, на ходу еще!
Утром осмотрели «опель». Оба передних ската были пробиты, разбита фара, три дырки в ветровом стекле и пробоина в радиаторе. Но движок завелся исправно. Одно колесо заменили на запаску, в другом, как могли, заклеили камеру, забили деревянную пробку в продырявленный радиатор, правда, он подтекал, но до Минска дотянуть можно было вполне. Главное — двигатель завелся.
