– Мой участок.
– Не имеет значения. Положение тревожное. Ждали наступления вчера, не было, но может быть в любой момент.
– О чем говорить, Максим, я уже здесь. Только боюсь, начальство не пришлет за мной машину. В случае чего пришлешь за мной, а уж от тебя я доберусь.
– «В случае чего», – проворчал Максим, – пришлю, конечно.
– Скажу: звонит Иванова, ты поймешь, что я в штабе Пятнадцатой дивизии, у дивизионного инженера. Ладно?
– Ладно, – сказал Максим, – если меня не будет, позвони начальнику штаба или Велижанову – нашему дивизионному инженеру, я их предупрежу. Сколько ты там пробудешь?
– Не знаю. Если придется что-то доделывать, то дня три – четыре.
– На ночь в полку не оставайся, возвращайся в штаб дивизии.
– Я буду на территории не нашей, а Сто тридцать второй дивизии.
35
Как только Саша услышал, что Варя служит в Тринадцатой армии, он тут же к ней поехал. Он не задумывался над тем, что ей скажет. «Узнал, что ты здесь, и приехал тебя повидать». Все, что было между ними, вернее, то, что могло быть, но не состоялось, все это прошло. Письма, ожидание встречи, ревность, обиды – все исчезло, растворилось во времени, осталось только молодое, светлое, что было десять лет назад, когда он сидел в их комнате и она, школьница, показывала ему, как пишет на коленках шпаргалки. И ее юная категоричность: «Я бы их всех самих исключила, сволочи, только и смотрят, кого бы угробить». И как в ответ на упреки сестры напевала: «Цветок душистых прерий, твой смех нежней свирели». Показывала характер, малявка.
Возможно, скажет только: «За тот телефонный разговор из Калинина – прости, паршиво жизнь складывалась». Однако вряд ли придется оправдываться, и для нее то время ушло. Но будет, наверное, приятно встретить человека из юности, из прошлого, которое из нынешнего кровавого настоящего видится прекрасным и радостным, несмотря ни на что. «Где бы ни скитался я цветущею весной, шептал мне голос твой, что ты была со мной». Под это танцевали они в «Арбатском подвальчике». И она приглашала его пойти с ней на каток. Не вышло пойти на каток, ничего не сбылось из того, о чем тогда думалось.
Вари на месте не оказалось, в штабе сказали – уехала в войска. А потом недели две у Саши не было ни повода ехать в Тринадцатую, ни времени. За короткий срок фронту подали около ста тысяч вагонов и платформ с артиллерией, танками, боеприпасами, горючим, продовольствием, обмундированием. Для работников автомобильной службы это означало десятки тысяч ежедневных рейсов под бомбежкой, по разбитым дорогам, в объезд разрушенных мостов, на большие расстояния: глубина фронтовых тылов достигала 350–400 километров. Не хватало запасных частей, резины, бензина, и все равно: «Давай, давай!» Никаких объяснений никто слышать не хотел.
Как и другие инженеры управления, Саша принимал новый автотранспорт, формировал батальоны и роты, походные ремонтные базы, выезжал на железную дорогу, скопление машин привлекало вражескую авиацию, каждый шофер поэтому пытался протолкнуться вперед, приходилось наводить порядок. Саша это умел, научился – два года на фронте, подчинялись.
Так и мотался он на своем трофейном «опеле» – подобрал под Сталинградом, отремонтировал, сохранил всеми правдами и неправдами – то полагалась ему машина по должности, то нет. И шофера Николая Халшина тоже держал при себе – единственный, кто остался у него от автороты после боев и переформирований. Овсянников умер в Пронске, не удалось спасти, Саша очень горевал, такой славный был парень, только начинал жить. Под Юхновом погибли Чураков и Руслан Стрельцов. А Николай уцелел, он у него и шофер, и ординарец, и порученец, верный человек, надежный.
При аттестации пришлось Саше заполнить анкету – никуда не денешься. И в анкете указать судимость, тоже никуда не денешься, но не трогали, не привязывались. Не он один был с судимостью, «органы» вели себя осторожно – люди кругом вооруженные. А может быть, действовало имя Жукова – лично произвел Сашу из рядовых в офицеры.
Попасть в Тринадцатую армию Саша сумел только в начале июля. Прибывали новые американские машины: «студебеккеры», «шевроле», «доджи», на них пересаживали лучших водителей. В армии всегда не хватало шоферов, и поступило разрешение взять их из штрафных батальонов. Тяжелая процедура, но шоферы нужны, и хоть несколько человек спасешь от смерти.
С двумя лейтенантами Саша выехал в штрафной батальон в расположение Тринадцатой армии. Выстроили первую роту. Саша скомандовал: «Водители автомашин – шаг вперед!» Вся рота сделала шаг вперед и замерла. Саша вглядывался в лица этих обреченных людей, с мольбой и надеждой смотревших на него: попасть на машину – единственная возможность сохранить жизнь. Ни в чем не виноваты, расплачиваются за ошибки и неудачи командования. В «разведке боем» их пускают вперед по открытой местности, противник ведет по ним огонь, всех уничтожает, но наши засекают и подавляют его огневые точки и тогда уже идут в настоящую атаку. Такова безжалостная практика этой войны.
Ни у кого из штрафников не было водительских прав – «потерял», «отобрали при аресте», «работал в колхозе трактористом, приходилось ездить на грузовой». Подогнали две полуторки. Штрафник садился за руль, рядом лейтенант, проверял, как тот водит машину. Из всего батальона отобрали семнадцать человек, хоть с места стронулись, проехали круг.
Часам к трем работу закончили, было это 4 июля. Саша передал отобранных шоферов представителю автобата и поехал в штаб инженерных войск Тринадцатой армии. Опять капитан Иванова в войсках, где именно, не уточнили: офицер незнакомый, явился по личному делу, зачем ему знать.
– Не везет мне, – улыбнулся Саша, – мы в Москве соседями были.
Надеялся, смягчатся штабные. «Войска» означают дивизии, в армии их шесть, назовут номер, быстрее найдет Варю. Нет, не смягчились. Саша поехал в ближайшую, которой командовал Максим. Возможно, Варя у него, а если нет, прикажет своему инженеру ее разыскать, их встреча отложится еще на несколько часов, не важно, главное – повидать ее!
Дневная жара спала. Вечер был неожиданно тихий: ни самолетов, ни стрельбы, будто и нет войны. Солнце садилось, длинные тени легли на дорогу. Справа лес, слева холмистая равнина, за ней на горизонте небольшие рощицы.
На контрольно-пропускном пункте девушка-регулировщица махнула желтым флажком, остановила машину, потребовала документы.
– Без них нельзя? – шутливо спросил Саша.
– Нельзя, порядочек нужен.
Славная девчушка – в пилотке, гимнастерке, синей юбочке, ладных сапожках.
Поехали дальше. По-прежнему виднелись холмы в долине и рощица. До нее тянется зигзагами по полю громадный противотанковый ров. Вспыхнули в небе осветительные ракеты: две зеленые, оранжевая, белая, снова две зеленые – немецкие ракеты, передовая близко.
Адъютант не пустил Сашу к Максиму.
– У генерала совещание, придется вам подождать.
