– Спать с роскошной малолеткой, да еще и жить на бабки ее родителей. Да ты гвардеец, пацан!
Мы снова смеемся, и я думаю, что Сережа – славный парень. Мы понимаем друг друга с полуслова. И я прекрасно понимаю, что он не приветствует альфонсов, и он понимает, что я не альфонс. А еще оба мы не умники, но прекрасно понимаем одну вещь.
Если обстоятельства сложились так, что ими можно воспользоваться, то ими нужно воспользоваться.
Иначе воспользуется кто-то другой. Что проку будет, если я стану изображать из себя то, чем никогда не являлся, – сверхпорядочного человека, – и оттолкну Анну-Марию? Она погорюет да и найдет себе другого, а ведь не исключено, что тот и впрямь окажется альфонсом. Настоящим, из тех, что тянут из женщины деньги и бьют ее. Я так не делал. Анна-Мария могла тратить на меня деньги, а могла и не тратить. Я принимаю ее такой, какая она есть. И в этом нет никакой позы.
Корчинский смотрит на меня пристально, и я вижу, что он понимает: случись что, я буду содержать Анну-Марию, пусть и не так хорошо, как она сейчас содержит меня. Ну, уж как сумею. Это так же ясно, как и то, что Корчинский будет давать мне траву просто так, если я не найду для него денег. Сейчас он дает ее, потому что я могу купить. Не смогу купить, он отдаст даром. А пока все наоборот, и меня это не напрягает. Нисколько.
– И все это за три-четыре недели, – присвистывает Корчинский, – ну что ж, мои поздравления!
Он действительно рад за меня и не завидует. Кажется, единственный человек из моей прошлой жизни, о знакомстве с которым я не жалею, это Корчинский. Анна-Мария одобрительно кивает ангелу, который бьет в автомат, отчего из того сыпется куча жестяного золота. Кивком головы она просит разменять их на деньги и отнести за столик, где сидим мы с Корчинским. Потом салютует мне и возвращается к игре. Я шлю Анне-Марии воздушный поцелуй. Судя по всему, Сергей ей понравился. Я рад. Интересно, мы бы с ним смогли подружиться?
Я думаю, да. Корчинский вспомнил и рассказывает мне о том, как восприняли мое увольнение, и с радостью гогочет.
– Ну ты и прохвост! – хлопает он меня по плечу и ничуть этим не раздражает. – Соскочил с этого конвейера, и след его простыл. Все были в шоке. Ну а когда пришли в себя, начались сплетни. Ты бы послушал только, что о тебе говорят! Впрочем, мне легче пересказать, чего о тебе НЕ говорили!
После своего ухода с работы, куда я даже за трудовой книжкой не зашел – да и на кой мне эта идиотская бумажка, – я не встречал никого из своей прошлой жизни. Не считая Корчинского, конечно, но его я твердо намеревался взять в свою нынешнюю жизнь. Итак, я не видел никого из прошлого. Но я слово в слово мог бы пересказать все, что скажет Корчинский. Молдавия сама по себе дыра, а уж мой бывший мирок провинциальных СМИ, гадюшников пресс-служб, окологазетных сплетен и неудачников – дыра узкая. И ощупать ее досконально за 10 лет работы для меня не составило никакого труда.
Само собой, меня с ног до головы облили говном – этот мирок не прощает презрения к себе, эти белки не в состоянии даже представить, что кто-то может быть счастлив вне их колеса, поэтому очень не любят дезертиров. Раньше бы меня это немножко позлило. Сейчас я улыбаюсь и гляжу на Анну-Марию. Корчинский еще раз понимающе кивает мне и принимается за еду.
– Что такое настоящая жизнь, – спрашиваю я скорее себя, – я живу с женщиной, с которой провожу все время. Мы не расстаемся. Просыпаемся вместе и засыпаем, а если и не видим друг друга, то только когда Анна-Мария улетает на день-два. Я гуляю с ней, трахаю ее, расчесываю ей волосы, лижу ее, даю ей в рот, готовлю ужины, глажу спину на ночь…
Корчинский, подняв брови, деликатно кивает, глядя в тарелку.
– Нет, нет! – торопливо объясняю я. – Дело не только в сексе, хотя и это очень, очень важно! Мы и просто проводим время вместе. Я не понимаю, чем эта жизнь менее бесцельна, чем каждый день ходить куда-то, чтобы делать вид, будто стремишься к чему-то? Разговаривать с людьми, с которыми тебе неинтересно разговаривать, и делать то, что тебе не хочется делать. Им кажется, что я веду бесцельную жизнь. На самом деле только я и живу, а они же – мертвы все!
– Ты прав, – кивает Корчинский, – но для такой жизни, как у тебя, нужны деньги. Иначе ты проиграешь.
Я знаю, что он прав, но деньги не проблема. Ведь они есть у Анны-Марии.
– По-моему, – осторожно говорит Корчинский, – ты просто влюбился. Надеюсь, это надолго.
– Знаешь, – я тоже осторожен, – мне очень хорошо с ней.
– Да нет, – хохочет Корчинский, – я вовсе не думаю, будто ты можешь бросить ее. Нет, конечно! Я надеюсь, что она не бросит тебя, вот и все.
Анна-Мария снова выигрывает и радостно показывает язык автомату. Сегодня она выглядит чуть полнее, чем обычно. Это из-за телесного цвета чулок на ней и кремового плаща. Поначалу он мне не очень нравился – слишком напоминал те модели, которые таскали на себе подружки Алена Делона во французских боевиках 70-х годов, – но потом Анна-Мария убедила меня, что ей идет. Я сделал вид, что убежден. Оказалось, Анна-Мария права. Плащ ей и вправду идет. Еще на ней были белые туфли, и во всем этом ансамбле Анна-Мария напоминала счастливую парижанку эпохи студенческих революций. Или еще не начавшую полнеть крестьянку – у которой, тем не менее, все впереди, – которая приехала в город учиться. Вдобавок ко всему она, вопреки обыкновению, густо напудрилась и выглядела свежо, как сметана.
– Она прелесть как хороша, – серьезно, как и полагается говорить штампы, сказал Корчинский, – и ты будешь ослом, если ее лишишься. Это шанс всей твоей жизни. Ты это понимаешь. Это твой единственный шанс встретить старость с женщиной, которую хотят поиметь все мужики в этом зале, включая этого паршивого псевдояпонца!
Я согласно кивнул. Когда Корчинский забывал о том, что он – рубаха-парень и глава пресс-службы полиции города, его язык становился из казарменно-скучного точным и доходчивым. Сергей стал загибать пальцы.
– Она дает тебе в любом месте, в любое время и как угодно, – сказал он, – да не ржи ты! На самом деле это очень важно! Если бы ты знал только, из-за чего я развелся в первый раз…
– Твоя жена пренебрегала минетом? – уточнил я.
– Моя жена пренебрегала всем на свете, – угрюмо ответил Корчинский, – кроме телефона.
– Постоянно трепалась?
– Нет, – угрюмо и рассеянно ответил он, – занималась своим магазином мобильных телефонов. Телефон, телефон, телефон. Новая модель, старая модель. Все, что я слышал круглые сутки. Со временем у меня даже развился комплекс из-за того, что мой член не оснащен новой клавиатурой и в него не встроен фотоаппарат!
– Не знал, что ты был женат, – посочувствовал я.
– К черту меня, – налил себе вина Корчинский. – Давай о вас. Она идеальна в сексе, как ты рассказываешь. Это раз. У нее легкий характер. Два. У нее богатые родители, а это знаешь, что значит?
– Что мы будем жить за их счет?
