Элис указала ему на эту деталь в их последний совместный вечер в Кельсингре. Она покачала головой, прочтя расплывчатую формулировку документа.
– Ты прав, дорогой. Кассарикский Совет торговцев так торопился выдворить нас из своего города, что они думали только о том, как бы избавиться от драконов и их хранителей. Конечно, некоторые из них мечтали об еще одном городе Старших, который можно было бы разграбить, но они не решились записать это слишком ясно, так как боялись, чтобы и остальные не задумались о такой возможности. Они не хотели делиться. А некоторые, возможно, вообразили, что драконов можно будет превратить в очень редкостный товар задолго до того, как удастся найти место для их размещения. В этом контракте никак не предусмотрено то, что мы должны делиться с Советом своими открытиями. Но я готова биться об заклад, что, когда после твоего возвращения ты заговоришь о том, что мы нашли, они попытаются найти способ это у нас отнять.
Они сидели вдвоем в маленькой пастушьей хижине, которую выбрали себе в качестве дома. В очаге горел огонь, и его красные языки пробуждали ответные красные сполохи в кудрявых волосах Элис. Они утащили из его каюты на «Смоляном» одеяла и кое-какие предметы обстановки, пытаясь сделать свое новое жилище как можно более уютным, и «Смоляной» отнесся к отсутствию капитана на удивление снисходительно. Элис наслаждалась их новообретенным уединением, хоть жить в этом доме было гораздо менее комфортно, чем на борту корабля. Лефтрин соорудил кровать из дерева и переплетенных веревок и сбил грубый стол и скамью для сидения. Тем не менее их убежище оставалось примитивным и пустым, а за его стенами зимние дни становились все более холодными и дождливыми. Они сидели рядом на полу, подле огня, изучая страницы контракта, который заключили с кассарикским Советом торговцев. Элис медленно перелистывала его, делая заметки на камнях очага кончиком обгоревшей палочки. А он просто наслаждался возможностью сидеть и наблюдать за ней. Лефтрин уже знал, что вскоре ему придется ее покинуть, и хотя он рассчитывал, что их разлука не будет долгой, расставание все равно его страшило.
Когда Элис, наконец, оторвалась от изучения документов, пальцы у нее почернели от сажи, и на носу тоже оказалась черная полоса. Он улыбнулся. Так она стала похожа на полосатую рыжую кошечку. В ответ она нахмурилась и деловито постучала по контракту пальцем.
– Здесь нам бояться нечего. Ничего из того, что мы обязались и подписали. И я уже просмотрела контракт хранителя Варкена. Никто из хранителей ни от чего не отказывался: в их контрактах прописано только то, что они должны заботиться о драконах, а иначе лишаются платы. Нет никаких упоминаний о том, что они обязаны делиться чем-то из своих возможных находок. Даже в твоем контракте оговорено, что ты должен вести вахтенный журнал, но там не сказано, что твои заметки о разведке водных путей будут принадлежать Совету или что они получат права на что-то из того, что мы можем найти. Включая Кельсингру. Нет. Они так торопились избавиться от драконов, что сосредоточились только на этом. Они прописали штрафы, которые ты должен будешь выплатить, если вернешься обратно с драконами и хранителями, и они определили, сколько денег должны будут заплатить каждому хранителю, «буде его или ее дракон(ы) благополучно устроены и довольны». Однако они нигде не оговорили, чего от нас попросят, если нам удастся найти Кельсингру. Это странно. Такое упущение не казалось столь очевидным или мрачным, когда я в первый раз читала и подписывала контракт. А сейчас все так ясно, словно написано черным по белому: они не рассчитывали на то, что хранители или драконы выживут, и совершенно не ожидали, что мы найдем Кельсингру. По крайней мере, в официальном Совете не ожидали. Мне по-прежнему кажется, что были те, кто воображал находку сокровищ, и не меньше двух членов Совета были крайне недовольны, когда я сказала, что отправлюсь с вами и буду защищать интересы драконов.
– Ну, был один капитан баржи, который пришел в такой восторг от этой мысли, что даже не заметил, как кто-то был против нее.
Она оттолкнула его пальцы, завивавшие ее упрямые волосы в локоны, однако сделала это с явной неохотой.
– Любимый, нам надо завершить все сегодня вечером. У меня оставался всего один лист хорошей бумаги. Половину от него я использовала, чтобы написать все необходимое Малте Старшей. Не показывай это письмо никому другому. Надеюсь, у нее хорошее зрение: мне пришлось писать такими мелкими буквами! Вторую половину листа я использовала для того, чтобы создать документ, дающий тебе право получить от имени хранителей причитающиеся им деньги. Они все его подписали. А теперь вот на этом клочке шкуры мы запишем все, чего нам надо постараться добиться – и что мы готовы в ответ уступить.
Ее голос чуть дрогнул, и она потупилась.
Он поднял ее подбородок двумя пальцами.
– Не бойся. Я не проторгую Кельсингру. На этом берегу реки мы не нашли ничего, что заинтересовало бы торговцев, но я знаю, чего ты боишься: что как только они увидят город, то разграбят его полностью, оставив одни мостовые.
Она мрачно кивнула.
– Как это было сделано с первыми найденными нами городами Старших. Такое множество тайн могли быть разгаданы, если бы все оставили в одном месте! А сейчас артефакты Кассарика и Трехога разбросаны по всему миру, оказались в руках богатых семей и хитроумных торговцев. Но Кельсингра – настоящая Кельсингра на том берегу реки – дает нам еще один шанс понять, кем были Старшие, разгадать и, возможно, овладеть той магией, которую они так щедро использовали…
– Я понимаю, – мягко прервал он ее. – Я все понимаю, милая. Я знаю, как это для тебя важно, даже если кое-кто из юнцов этого не видят. Я сберегу ее для тебя.
* * *
Жужжанье недоуменных разговоров в зале Совета вернуло Лефтрина к настоящему. Шум не стихал, а только усиливался: зрители переговаривались с соседями, голоса все повышались, чтобы перекрыть нарастающий гам. Торговец Полск встала и криком потребовала порядка, однако никто на нее не обратил внимания. А потом внезапно зал погрузился в темноту: висячие световые шары погасли, и помещение стало освещаться только красным свечением каминов. Все потрясенно смолкли.
Из темноты прозвучал голос Малты Хупрус:
– Время молчать. Время слушать капитана Лефтрина, а не задавать друг другу вопросы, на которые мы ответить не можем. Давайте успокоимся и выслушаем его, как положено торговцам. Этот человек говорит о завершенном контракте, о выплате справедливого долга и о возможной угрозе не только драконам, но и всем жителям Дождевых чащоб. Заговор калсидийцев, приведенный в исполнение в центре Дождевых чащоб? Давайте выслушаем все, что он может сказать!
– Поддерживаю! – выкрикнула торговец Полск, как только Малта сделала паузу, и ей ответил хор одобрительных возгласов.
Какую бы восстанавливающую магию Малта ни применила к парящим шарам Старших, она оказалась действенной. Они постепенно разгорелись до теплого сияния, наполнившего зал теплым розоватым светом. Оказалось, что Малта оставила свое место и теперь стояла у стола Совета. В этой позе ее беременность стала хорошо заметной: растущий живот нарушал плавные изящные очертания ее тела. Лефтрину показалось, что она намеренно привлекла к себе внимание. Беременные женщины не были в Дождевых чащобах редким зрелищем, однако и обычным делом они тоже не были. Он знал, что многие смотрят на ее детородную способность с завистью. Она не мешала им смотреть на себя.
