– Но… но… это же не дракон! Они приготовят лекарство, а оно не подействует! Если кто-то разгадает обман, нас казнят!
– Никто его не разгадает, потому что знать о нем будем только мы с тобой. Мы вернемся домой, отдадим наш товар, и нам вернут наши семьи. И у нас появится хотя бы шанс сбежать, пока врачи будут спорить о том, кто именно изготовит те эликсиры, которые продлят герцогу жизнь. Думаешь, нашим семьям хорошо живется, пока мы остаемся здесь и пытаемся найти способ убить драконов, даже не зная, где они? Нет! Ты же знаешь герцога! Он найдет способ отомстить нашим наследникам за каждый самый слабый укол боли. Он – отчаявшийся, умирающий старик, отказывающийся принять то, что его время пришло. Он сделает любую подлость и мерзость, лишь бы продлить свою жизнь.
Ее малыш – ее новорожденное дитя уже лежало у нее между ног. Он или она был теплым и влажным от вод. И он был неподвижен – ужасающе неподвижен и тих. Малта не шевелилась, делая неглубокие вдохи. Мужчины орали друг на друга, но ей не было до этого дела. Ей необходимо не двигаться и ничего не выдавать: и того, что ее ребенок родился и страшно уязвим, и того, что он может оказаться мертворожденным. Она понимала, что должна каким-то образом спасти их обоих: никто не придет к ним на помощь. Ее длинная просторная туника прикрывала ей колени, скрывала ее малыша. А ей необходимо затаиться и выжидать, не зная, жив ли ее ребенок – ждать, пока у нее не отойдет послед. Как только она будет отделена от ребенка, ей необходимо найти силы и способ напасть на этих мужчин и спасти от них свое дитя. Ее младенец ведет себя так тихо: ни хныканья, ни плача. Все ли с ним хорошо? Она даже не может на него посмотреть – пока не может. Она лежала, внезапно замерзнув после столь долгого напряжения всех сил – и их слова внезапно вновь вторглись в ее мысли.
– Ты говоришь о предательстве! – Бегасти был в ужасе и дико озирался, словно ожидая, что из стен выпрыгнут свидетели и станут его обвинять. – Ты готов рисковать жизнью моих родных ради своего безумного плана!
– Никакого риска нет, старый ты дурень! Это – наш единственный шанс. Драконы скрылись, нам до них не добраться! Думаешь, герцог учтет, что мы сделали все, что могли? Думаешь, он простит нам неудачу? Нет! Все заплатят за это болью и смертью. Он оставил нам единственный путь. Мы обманем его – и, возможно, нам и нашим наследникам удастся сбежать. Если у нас ничего не получится, то наши страдания будут точно такими же, как те, что нам придется выносить, если мы сейчас вернемся домой ни с чем! Это наш единственный выход. Удача привела ее к нам в руки! Нам нельзя упускать свой единственный шанс.
Они вдруг оба посмотрели на нее. Она сложилась пополам и издала долгий протяжный вопль.
– Найдите повитуху! – пропыхтела она. – Идите! Идите сейчас же. Приведите мне на помощь какую-нибудь женщину, или я умру!
Она задергалась и ощутила между ляжек теплое детское тельце. Теплый, он теплый! Значит, он должен быть живой! Тогда почему он такой неподвижный и тихий? Она не осмеливалась посмотреть на него, пока эти мужчины за ней наблюдают. Если они узнают, что он уже родился, они его у нее отнимут. И убьют его – если он еще жив.
Бегасти пожал плечами.
– Нам нужно придумать, как сохранить плоть и в чем ее перевозить. Уксус, наверное… и соль. Маринад ее сохранит и, может, придаст ей более убедительный вид. Думаю, нам больше всего подойдет небольшой бочонок – что-то, что скрывает содержимое.
– Завтра я…
Бегасти решительно покачал головой.
– Нет. Не завтра. Нам нужно покончить с этим сегодня же ночью, и отплыть завтра утром. Неужели ты думаешь, что ее никто не хватился? К завтрашнему дню ее все будут искать. Нам необходимо это сделать, избавиться от того, что останется, и скрыться.
– Не глупи! Где я в такое время все это найду? Все лавки давно закрылись!
Бегасти бросил на него гадкий взгляд. Повернувшись к Ариху спиной, он начал копаться в одной из корзин, стоявшей у двери.
– И ты намерен дождаться, чтобы лавки открылись, зайти и купить эти пустячки, а потом вернуться сюда и сделать все необходимое? Не будь идиотом. Иди и раздобудь все, что нам нужно, как хочешь. А потом навести нашего дорогого друга торговца Кандрала. Скажи, чтобы он устроил тебя на быстроходный корабль, идущий вниз по реке – такой, где для нас с тобой найдется отдельная каюта. Не говори ему, что я отплыву вместе с тобой. Пусть считает, что я остался здесь, в Кассарике, и что угроза для него по-прежнему осталась. К тому времени, как он поймет, что нас обоих нет, ему уже поздно будет пытаться нас предать.
Арих гневно тряхнул головой:
– А пока я буду заниматься всеми этими опасными вещами, что будешь делать ты?
Сквозь опущенные веки, Малта увидела, как Бегасти кивком указал на нее:
– Готовить товар к отправке, – без всякого выражения проговорил он, и у Ариха хватило остатков совести на то, чтобы побледнеть.
– Я ушел! – объявил Арих, берясь за ручку двери.
– У тебя стойкости, как у кролика, – презрительно бросил Бегасти. – Изволь сделать свою часть работы, и быстро. До восхода нам надо очень много успеть.
Теперь младенец и послед уже покинули тело Мальты, но младенец по-прежнему не издал ни звука. Малта оберегающе сомкнула над ним колени, продолжая дико стонать и задыхаться, словно ее родовые муки все еще не закончились. Мужчины не обращали на нее никакого внимания. Арих гневно натянул на себя плащ с капюшоном и ушел. Она на ощупь вытянула края своей туники из-под своего неподвижного ребенка, чтобы можно было вскочить на ноги, не уронив его на пол. Она старалась не думать о своем драгоценном дитяти, все еще влажном от вод и крови, лежащем на грязном полу борделя. Склоняя голову к плечу, она застонала, прикидывая расстояние до грязного ножа, лежащего рядом с тарелкой и пролитым графином.
Она выжидала слишком долго.
– Пора вести себя тише, – сказал Бегасти.
Его холодные слова заставили ее поспешно поднять взгляд. Он возвышался над ней, держа в руках петлю из тонкой бечевы. Шнурок ботинка? Она заглянула в его глаза и прочла в них решимость и отвращение к тому, что ему предстоит сделать.
Малта приподняла ноги и ударила его, попав в живот. Он шумно выдохнул и отшатнулся назад. Она откатилась от младенца, вскрикнув от напряжения, и схватила одной рукой нож, а другой – липкий графин. Калсидиец уже вернул себе равновесие и бросился на нее. Она широко замахнулась графином, и он с треском врезался в челюсть Бегасти. Не медля она наугад ударила ножом.
Это оружие не было предназначено для убийства – это был всего лишь короткий кухонный нож для нарезания приготовленного мяса и к тому же не слишком острый. Он скользнул по жилету ее противника, не причинив никакого вреда. Она навалилась на нож всем телом, и как раз в то мгновение, когда калсидиец с грязным ругательством ухватил ее за запястье, скользящий кончик лезвия дошел до незащищенного горла и погрузился в него. Она яростно задергала ножом туда и обратно, ужасаясь ощущению теплой липкой крови на пальцах – и при этом всей душой желая отрезать ему голову напрочь.
