Мальчика явно занимала одна-единственная мысль – видел ли я,
что он спал на посту. А скорее – степень его вины…
– Когда я был маленьким, – произнес я ту дурацкую фразу, что
вертится на языке у каждого взрослого, говорящего с детьми, – то порой засыпал
на дежурстве. У нас на входе стоял… э… старинный плуг. Штука, которой пахали
землю в Крепостную эру. Вот я возле него и засыпал. Думаю, не такая это беда,
подремать под утро. Правда?
– Правда, – завороженно ответил мальчик.
Я заговорщицки подмигнул ему и пошел к лестнице. Пусть малыш
запомнит, что Наставник простил его прегрешение, а не то, что он выходил гулять
под снегопадом.
– Я действительно не виноват, Наставник? – жалобно спросил
он вслед.
Остановившись, я посмотрел на мальчика. Нет, мир Геометров
вовсе не пародия на бесклассовое общество, как мне показалось вначале. Будь тут
в ходу деньги – ничего бы не изменилось.
Это мир воспитания. Обучения. Наставления.
Мир, воплотивший мечту безумного педагога.
Мир, в котором учитель, Наставник стал высшим мерилом
справедливости.
Из них можно вылепить все что угодно. Приучить есть
человечину или загорать на снегу. Они податливы, как пластилин. Идеальное
сырье, идеальное пушечное мясо.
Пронесем Дружбу через всю Галактику!
Я мог подойти к малышу, обнять его, сказать, что никто в
мире не бывает виновен. Ни тот, кто спит на посту, ни тот, кто крадется в ночи,
сбежав из концлагеря под названием «Свежий ветер». И даже человек, чье тело
коченеет сейчас в сугробе, невиновен. Может быть, лишь тот, кто сотни лет назад
принял ответственность за мир Геометров, Риг-вонючий или его Наставник –
виновны…
Но это был тупик. Ибо каждый шаг, каждое слово меняет тех,
кто рядом. И дороги в ад мостят лишь благими намерениями, а принцип меньшего
зла, стоящий на вооружении регрессоров, порой так соблазнителен и манящ.
А еще я не мог позволить себе даже каплю любви и нежности.
Потому что они стали тут оружием. Безотказным и смертоносным.
– Я ни капельки на тебя не сержусь, – сказал я.
И это было тем, что надо. Мальчик улыбнулся, вытягиваясь под
древним гарпуном, которым предки Геометров дубасили местных китов.
Я пошел наверх.
Интернат просыпался. Я слышал легкий шум за дверями, возню,
сонные вопли. Кто-то проснулся, кого-то будили. Нормальный ребячий гомон. Ну
неужели этот уютный мирок хуже Земли? Зачуханных детишек, вечно пьяных
взрослых, школ, в которых учат ничему, профессиям, которые не приносят радости?
Хуже. Если позволю себе усомниться в этом – я обречен.
Как и мечтал Андрей Хрумов, я стал мерой в себе. А эталон
свободен от сомнений. Метр или килограмм – они не зависят от мечтаний продавцов
или претензий покупателей.
Не нравится мне мир Геометров!
Значит, надо идти дальше. По их следам, сквозь изнанку
пространства и небо, лишенное звезд. Пока ночь не вспыхнет миллионом холодных
искр. Пока мир Тени, обративший в бегство Геометров, не даст мне ответ.
Что служит мерой, когда отказал разум и предало сердце?
– Радостное утро, Пер!
Я приветливо улыбнулся молоденькой девушке, выходящей из
своей комнаты. Она была Наставницей, но на меня смотрела с уважением и неловкой
жалостью. Как же. Ведь Пер оплошал. А она подобных ошибок совершать не
намерена. Еще недавно мозги промывали ей, теперь славная эстафета принята.
– Радостное утро… э…
– Лори. Наставница Лори.
Коротенькая юбка. Кусок материи, обмотанный вокруг груди, –
они называют это женской лентой. Черная коса. На Земле ей поглядывали бы вслед,
но скорее из-за симпатичности, а не из-за странностей в одежде. На мой взгляд –
слишком плотненькая, но о вкусах не спорят.
Знакомился с ней Пер вчера или все же не успел?
– Я хотела вас позвать на завтрак, – сказала девушка. – Вы проголодались?
– Немножко.
Куалькуа в моем теле наверняка был другого мнения. А может
быть, и нет. В конце концов, Ник Ример был куда массивнее Наставника Пера.
Куда-то же должна была деться лишняя плоть?
– Идемте ко мне?
В ее поведении не было ни капли эротики. Не потому, что
Наставник Пер слишком стар. Просто – не принято. Не нужно.
Отвлекает от Дружбы.
Комната Лори была поуютнее моей. Тоже ребячьи фотографии на
стенах, но их куда меньше: и двух десятков не наберется. И множество
разноцветных вязаных ковриков – раскиданных на полу, развешанных по стенам,
прикрывающих кровать.
– Очень красиво! – честно сказал я.
Лори расцвела:
– Правда, Пер? У меня слабые способности, но я стараюсь…
Присев за стол, я молча наблюдал, как девушка готовит
завтрак. Две чашечки, наполненные из пластикового кувшинчика горячим кофе.
Горстка крошечных лепешечек, посыпанных мелко нарубленной зеленой травой.
Кусочки мяса в двух фарфоровых плошках.
Мясо у них искусственное, как я успел понять. То ли выращено
в чанах, то ли синтезировано. Геометры не убивают животных ради пропитания.
– Мы очень переживали за вас, Наставник Пер, – сказала Лори.
– Мы все понимаем ваше горе.
Я кивнул, набрасываясь на еду. Не знаю, как куалькуа, а я и
впрямь проголодался.
– Скажите… если это не очень тяжело для вас… подопечный Ник
Ример неизлечим?
– Абсолютно, – поглощая лепешки с мясом, отозвался я. –
Никакой надежды.
– Простите, Пер…
– Ничего, ничего, – излишне бодро сказал я. – Всякое бывает.
Зря, наверное, я веду себя так цинично. Лори посмотрела на
меня с легким испугом. Но меня уже понесло.
– Он всегда был сложным подопечным, – зло сказал я. – Стишки
писал, не имея к тому ни малейших способностей. Лазил из окна, вместо того
чтобы готовиться к новому счастливому дню. Спорил со мной, мог разреветься или
замолчать, вместо того чтобы признать ошибки. Сложнейший мальчик! И когда он
потерял память, а с ней все вложенные мной навыки – печальный итог был
закономерен!
Ну?
Девчонка, у тебя ведь умные глаза! Ты плетешь коврики, хоть
это и не твое призвание. Скажи старому Наставнику, что он не прав!
Или хотя бы промолчи!
– Не переживайте, Пер. – Она коснулась моей руки. – Никто не
в силах справиться с подобной ситуацией.
